Мы победим! / Тайные тюрьмы Сальвадора - [38]

— Хорошо, — смилостивился Пьяница, — только быстро. В вашем распоряжении три минуты. И не теряйте времени. Быстро… Быстро, — злорадно повторял он. — Я не знаю, почему мы так долго любуемся вами.

После ухода сержанта мы принялись обсуждать эффективность меры, к которой прибегнул доктор Мадрис. С тех пор всегда, когда мы хотели привлечь к себе внимание, мы просили его:

— Доктор, покапризничайте, пожалуйста.

Тогда он отвечал:

— Минутку, я надену ботинки. — И слышались удары в дверь: бум… бум… Иногда эта мера оказывалась действенной.

Как я уже говорила, в первые дни доктор отказывался есть, но с течением времени начал постепенно поедать то, что ему приносили. Свой волчий аппетит он объяснял беспокойством: мол, очень часто нервозность проявляется в неутолимом голоде. А после того как несколько раз мы остались без еды, он заявил, что надо поедать все, ибо никогда не знаешь, когда поешь еще. «Просто ужас как я голоден!» — было его постоянным восклицанием.

Когда приходил кто-нибудь из рядовых полицейских — из тех, у кого было меньше гонора и кто еще не утратил полностью человеческого облика из-за ежедневного насилия, характерного для их работы, доктор просил добавки к своей порции:

— Пожалуйста, будьте так любезны, дайте мне еще кусочек.

Или протягивал свой зеленый пластмассовый стаканчик:

— Могли бы вы принести мне немного кофе? Я был бы очень вам благодарен. Кофе на завтрак — пусть даже один глоток — действует ободряюще.

Голос его был низким и хорошо поставленным, а если прибавить к этому изысканную манеру разговаривать, то все это резко контрастировало с вульгарной речью полицейских. Я даже сказала ему, что он обладает голосом диктора или киноактера и что когда он говорит, то напоминает мне Альбертико Лимонту — героя фильма «Право на рождение», который я смотрела в детстве. Это впечатление усиливалось легким кубинским акцентом, который доктор приобрел за годы, проведенные на Кубе. По причине изысканности его речи полицейские, к которым, он обращался, часто не понимали, что он хочет. Как-то в субботу вечером, в тот час, когда нам приносили еду, пришли несколько полицейских. Было заметно, что они навеселе. Среди них находились двое, которые в обращении с нами сохранили кое-что человеческое. Это проявлялось в лишних лепешках, которые нам клали на тарелки с едой, или кусочке сыра, украшавшем фасоль. Перепадали нам и сигареты. Короче говоря, проблески человечности, что мы ощущали, шли от них самих и не являлись частью плана привлечения нас на свою сторону.

Доктор использовал их приход, чтобы там же, у двери, немного с ними поболтать. Те в свою очередь решили проконсультироваться у него, не знаю по каким медицинским вопросам, и он с большим воодушевлением дал полицейским длинное и весьма научное объяснение, которое, как я подозреваю, они поняли мало или не поняли совсем, ибо поблагодарили его и сказали:

— Хорошо, мы еще увидимся.

— Всегда к вашим услугам, — ответил доктор. И вдогонку: — Да-а! Простите, пожалуйста. Вы завтра здесь будете?

— Не знаем.

— Э-э… видите ли, дело в следующем: было бы неплохо, если бы вы смогли прийти проведать нас утром, я был бы очень вам благодарен… вы знаете, как ужасно хотеть выйти… Если бы вы были так любезны…

— Что?! — не поняли полицейские.

Доктор снова в самой вежливой форме попытался попросить их, если они будут дежурными на следующий день, прийти пораньше и вывести нас в туалет. Но так же, как и в первый раз, он повторил свою просьбу в изысканных выражениях. Полицейские, так и не поняв, что он от них хотел, закивали «Да, да», чтобы покончить с этим и уйти.

Мы же еле сдерживались от смеха, видя замешательство подвыпивших полицейских, понять доктора которым оказалось не по силам. И подобные сцены происходили неоднократно.

Как только полицейские ушли, мы принялись хохотать, а доктор недоумевал:

— Что случилось?.. Что случилось?

— Случилось то, что вы окончательно запутали полицейских, когда с ними разговаривали, — пояснил ему Марсело.

— Как это?

— Ну, бедняги ответили «да, да», чтобы показать, что они поняли, хотя в действительности они ничего не поняли.

— Так, значит, они меня не поняли… Вы считаете, они меня не поняли?..

— Ну да. Вы говорили слишком высокопарно.

— A-а, карамба!.. А я-то понадеялся, что они придут завтра пораньше вывести нас, — досадовал доктор Мадрис.

Но надо сказать, что обращались к нему за консультацией довольно часто.

Однажды пришел полицейский по прозвищу Бэби Фейс[9] с одним своим другом. Конфиденциальным тоном они спросили Мадриса, есть ли какое-нибудь средство для увеличения потенции мужчины. Доктор, приняв серьезный и важный вид, как будто он находился в своей консультации, пустился в долгие объяснения, и, хотя те ничего не поняли, он использовал представившуюся возможность, дабы забыть на время сие пагубное место.

В другой раз пришел капрал Эрнандес, который пожаловался доктору на плохой сон и на то, что он ничего не может удержать в памяти, а в ближайшие дни у него будет экзамен по курсу взрывчатых веществ, который он проходил в «Специальной» вместе с представителями из других служб.

— Я учу, но в башке ничего не остается, — сетовал капрал. — Чувствую себя болваном. А лейтенант Кастильо надеется, что я и Жаба Валенсия будем лучше всех и не позволим себя обойти всяким там. Ведь Гвардия — превыше всего!