Мы — можем! - [50]

Меня перевели в палату на освободившуюся койку у окна. Соседи, настоящие сердечники в отличие от меня, грешного, тоже стимулировали правильное отношение к питанию.

Врачи меня прогнали через все анализы и замеры. Инфаркта и его следов у меня не обнаружили. Превосходства духа над материей наша наука не признает. И я стал загадкой для врачей — с чего бы докатился до такого состояния нехилый мужчина из элитного подразделения. Докторишки прокачали ряд вариантов, но подходящего объяснения не нашли. Тогда они отправили меня на желудочное отделение. Там я долго давился кишкой ихнего исследовательского аппарата. Потом меня отпустили к себе, где трое хороших ребят, настоящие сердечники, ждали, переживали за меня, грешного.

Моя врачиха дала понять, что дела мои очень плохи, а будущее — туманно.

Наташе она сказала, что предполагается рак желудка. Очевидно, что-то дошло и до соседей по палате, так как они стали особенно торжественно и сочувственно относиться ко мне. Врачи предложили операцию с применением холодного оружия.

И тут Наташа развернулась во всю мощь. Она выписала меня из больницы под расписку, отвезла домой. Потом перетряхнула все наши связи и вышла на знакомого врача из Института скорой помощи. Чудесный парень Володя, один из тех людей, благодарность к которым умрет только вместе со мной, обследовал меня повторно желудочным зондом и сказал, что рака желудка у меня нет.

Есть заболевание крови и общая анемия от духовного упадка. Бывший водолазный врач, военный доктор, Володя отлично разобрался в ситуации и очень помог нам. Мне просто нужно было подлечиться уколами, отдыхом и правильным питанием.

Это и было сделано.

Если бы не мои товарищи по отряду, эстеха навсегда осталась бы у буя Стрелковый грязным пятном на моей репутации и помехой судоходству.

Если бы не Наташа и доктор Володя, я бы тихо угас от недостатка желания жить.

Короче говоря, я выжил только благодаря милости Божией, силам дружбы и любви, которые спасли меня, недостойного, и позволили через два месяца вернуться в строй.

Друзья водолазы!

Наташка!

Доктор Володя!

Спасибо вам. Я в неоплатном долгу перед вами.

То, что я до сих пор жив и в форме — это не моя заслуга, а плод вашей дружбы и любви.

Плохих людей, которые довели меня до беды, я больше не вспоминаю. Но на работы по подъему затонувших судов на стороне соглашаюсь только при условии, что водолазы будут наши.

Мой первый корабль

Назывался он МКЛ-12.

МКЛ означает — малая канонерская лодка.

Этот класс кораблей был рожден насущными потребностями войны в шхерах Балтики.

Как все нормальные мальчишки, я с детства любил рассказы о морских боях. Но в этих рассказах фигурировали линкоры, крейсера, эсминцы, подводные лодки и торпедные катера. В крайнем случае — тральщики. О канонерских лодках не упоминалось. И мне было немного жаль, что мой первый корабль не эсминец или подлодка. Это не значит, что я меньше любил его, чем любил бы эсминец. Первая любовь — она всегда первая, без меры и забвения.

Я и сейчас, спустя шестьдесят лет, помню его до мельчайших подробностей. Его строгий прижатый к воде силуэт. Орудийные башни, напоминающие кисти бойца, сжатые в кулаки. Квадраты броневых люков без скругления углов. Лобастую броневую рубку с медным поручнем-антенной вокруг нее. Помню чистую тесноту отсеков, все краски и запахи. Помню огромный деревянный штурвал с двенадцатью шпагами и латунными накладками. Он позволял управлять кораблем не только из рубки, но и высунувшись из нее по грудь через броневой люк рулевого. Справа располагался такой же люк  командира. С этой позиции весь корабль был как на ладони.

Управлять им без привычки было непросто. Для своих размерений — длина 37 метров, ширина — 5,2 метра — он был тяжеловат, и, следовательно, обладал значительной инерцией.

История создания малых канонерских лодок и их боевого использования заслуживает хорошего романа. Но это дело Дюма, Сабатини или Пикуля. Я надеюсь, что в России уже учится читать мальчишка, который, обладая талантом перечисленных корифеев в сочетании с любовью к русскому флоту, напишет этот роман. Я же, грешный, ограничусь краткими сведениями.

В феврале 1942 года контр-адмирал Грен подготовил решение о постройке в блокадном Ленинграде десятка «малых морских мониторов». Флагманский артиллерист Краснознаменного Балтийского флота Иван Иваныч Грен хорошо знал оперативную обстановку на Балтике, возможности голодных судостроителей  Питера и что нужно флоту для победы.

В сентябре головной монитор был заложен на Адмиралтейском заводе. Сам факт постройки новых боевых кораблей в Питере в разгар блокады был подвигом. Кругом проблемы — начиная с материалов и кончая главными двигателями. Рабочие — в основном женщины, подростки и старики — страдали от голода и холода, бомбежек и обстрелов. Но в июне сорок третьего первый «шхерный монитор» вышел на ходовые, а в сентябре вступил в строй.

До конца сорок третьего года флаги были подняты на пяти кораблях. На флот они были приняты под наименованием «морской бронекатер» — сокращенно МБК. С этим названием они прошли от Питера до Борнхольма, от блокады до победы.