МЫ - [5]

Моя любовь — могущество мое!

1939

Вокзал

1

Зимою он неподражаем.

Но почему-то мы всегда

Гораздо чаще провожаем,

Чем вновь встречаем, поезда.

Знать, так положено навеки:

Иным — притворствовать,

А мне —

Тереть платком сухие веки

И слезно думать о родне.

Смотреть в навес вокзальной крыши

И, позабывшись, не расслышать

Глухую просьбу: напиши…

Здесь все кончается прощаньем:

Фраз недосказанных оскал,

Составов змейных содроганье

И пассажирская тоска.

Здесь постороннему —

   лишь скука,

Звонки да глаз чужих ожог.

Здесь слово старое — «разлука»

Звучит до странности свежо.

Здесь каждый взгляд предельно ясен

И все ж по-своему глубок.

Здесь на последнем самом часе

Целуют юношей в висок.

А пожилых целуют в проседь

(Гласит мораль житейских уз),

Поцеловать

   здесь значит: сбросить

Воспоминаний тяжкий груз.

2

А я, нагрузив чемоданы,

Как будто сердце опростав,

Вдруг узнаю,

Что прибыл рано

И что не подан мой состав,

И вот

Ходи вдоль длинных скосов

Вокзальных лестниц

   и сумей

Забыть, что нет русоволосой

Последней девушки твоей.

И пусть она по телефону

С тобой простилась утром.

Пусть.

Ты ходишь долго по перрону,

В словах нащупывая грусть.

На слух, по памяти слагаешь

Прощальный стих… И вот опять

Ты с болью губы отрываешь

От губ,

Которых не видать…

Но лучше —

В сутолоке, в гоне

С мотива сбившихся колес

Забыть, закутавшись, в вагоне

Весенний цвет ее волос.

Ловить мелодию на память

И, перепутав имена,

Смотреть заснувшими глазами

В расщеп вагонного окна.

3

Когда прощаются, заметьте,

Отводят в сторону глаза.

Вот так и с нами было.

Ветер

Врывался в вечер, как гроза.

Он нас заметил у калитки

И, обомлев на миг, повис,

Когда как будто по ошибке

Мы с ней, столкнувшись, обнялись.

1938

Смерть революционера

В шершавом, вкривь подписанном конверте

Ему доставлен приговор, и он

Искал слова, вещавшие о смерти,

К которой был приговорен.

Пришли исполнить тот приказ,

А он еще читал,

И еле-еле

Скупые строчки мимо глаз,

Как журавли, цепочками летели.

Не так ли он при свете ночника

Читал мальчишкой страшные романы,

Где смерть восторженно прытка,

Как разговор, услышанный с экрана.

Он не дошел еще до запятой,

А почему-то взоры соскользали

Со строчки той, до крайности крутой.

В которой смерть его определяли.

Как можно мыслью вдаль не унестись,

Когда глаза, цепляяся за жизнь,

Встречают только вскинутое дуло.

Но он решил, что это пустяки,

И, будто позабыв уже о смерти,

Не дочитав томительной строки,

Полюбовался краской на конверте

И, встав во весь огромный рост,

Прошел, где сосны тихо дремлют.

В ту ночь он не увидел звезд:

Они не проникали в землю.

1938

«Здесь все не так…»

Здесь все не так.

Здесь даже день короткий.

У моря тоже свой диапазон.

И мнится мне — моя уходит лодка,

Впиваясь острым краем в горизонт.

Я буду плыть. Забуду дом и берег,

Чужие письма, встречи, адреса,

Забуду землю, где цветут поверья,

Где травы меркнут раньше, чем леса.

Мне только б плыть,

Мне надо очень мало:

Простор и море, искорку огня

Да имя то, которым называла

Ты у шального берега меня.

Вот и сейчас мне мнится —

На закате

Уходит лодка. Верный взмах весла.

И тот же голос слышится, и платье

То самое, в котором ты была.

Придет гроза,

И встанет ночь в прибое,

Последний довод к жизни истребя,

Доколе плыть я буду за тобою,

За светлым небом, блузкой голубою?

Иль, может, вовсе не было тебя?

1939

«Я не знаю, у какой заставы…»

Я не знаю, у какой заставы

Вдруг умолкну в завтрашнем бою,

Не коснувшись опоздавшей славы,

Для которой песни я пою.

Ширь России, дали Украины,

Умирая, вспомню… И опять —

Женщину, которую у тына

Так и не посмел поцеловать.

1940

«Я был ее. Она еще все помнит…»

Я был ее. Она еще все помнит

И скрип дверей и поворот ключа,

Как на руках носил ее вдоль комнат,

Стихи про что-то злое бормоча.

Как ни хитри,

Она еще не смела

Забыть тот шепот,

Неземную блажь,

И как бы зло она ни поглядела,

Ты за нее не раз еще отдашь

И сон, и музыку,

И книги с полок,

И даже верность будущей жены.

Она твоя, пока еще ты молод

И нет в твоем уюте тишины.

1940

В вагоне

Пространство рвали тормоза.

И пока ночь была весома,

Все пассажиры были за

То, чтоб им спалось как дома.

Лишь мне не снилось, не спалось.

Шла ночь в бреду кровавых марев

Сквозь сон, сквозь вымысел и сквозь

Гнетущий привкус дымной гари.

Все было даром, без цены,

Все было так, как не хотелось, —

Не шел рассвет, не снились сны,

Не жглось, не думалось, не пелось.

А я привык жить в этом чреве:

Здесь все не так, здесь сон не в сон.

И вся-то жизнь моя — кочевье,

Насквозь прокуренный вагон.

Здесь теснота до пота сжата

Ребром изломанной стены,

Здесь люди, словно медвежата,

Вповалку спят и видят сны.

Их где-то ждут. Для них готовят

Чаи, постели и тепло.

Смотрю в окно: ночь вздохи ловит

Сквозь запотевшее стекло.

Лишь мне осталося грустить.

И, перепутав адрес твой,

В конце пути придумать стих

Такой тревожный, бредовой…

Чтоб вы, ступая на перрон,

Познали делом, не словами,

Как пахнет женщиной вагон,

Когда та женщина не с вами.

1939

«Все к лучшему. Когда прошла гроза…»

Все к лучшему. Когда прошла гроза,

Когда я в сотый раз тебе покаюсь,

Мне не страшны ни плечи, ни глаза,

Я даже губ твоих не опасаюсь.

Начнешь злословить? Пригрозишь отравой?

Про нашу быль расскажешь людям ложь?

Иль пронесешь за мной худую славу

И подлецом последним назовешь?

Мне кажется, что не пройдет и года,