Мы идeм по Восточному Саяну - [90]

Кто-то откинул борт палатки — и ахнул от испуга. Вода вышла из берегов и подбиралась к нам. Все вскочили и, не обращая внимания на дождь, стали перетаскивать вьюки выше, на россыпь. Туда же вывели лошадей.

Павел Назарович молчал. Мы слишком уважали старика, чтобы упрекать его за ошибку. Теперь надежда была на ветер, — только он мог разогнать тучи.

В полночь дождь действительно перестал. Коротали ночь на россыпи, так как пленившая нас река все еще бушевала по ущелью.

Только к утру вода спала, и мы смогли вернуться в лагерь. Павел Назарович с Лебедевым пошли смотреть сети.

Вскоре с реки послышался радостный крик Павла Назаровича:

— Не обманула! Не обманула! Идите все сюда! Скорее!

Не понимая, в чем дело, мы бросились к берегу. Над вытащенной из воды сетью стоял в раздумье Лебедев.

— Вот, смотрите!.. — и Павел Назарович развернул сеть.

В ней лежала мертвая скопа. Она, видимо, вчера утром запуталась в сети вместе с пойманным ею большим хариусом.

— Не обманула бы она, если бы не такое несчастье… — сказал Зудов. И лицо его повеселело.

Жизнь в горах, как и всякое путешествие, во многом зависит от погоды, а последнее время она нас не баловала — шли частые дожди. Но этот день обещал быть хорошим. Лучи только что пробудившегося солнца осветили небо, золотым блеском залили снежные громады гор и, прорвавшись между скученных вершин, упали на дно ущелья. Ночной туман вдруг закачался и на глазах стал исчезать.

Снова караван пробирался к подножью Фигуристых белков.

Хорошо бывает в лесу в начале июня. Обильно выпавшие в последние дни осадки пробудили к жизни растения. Будто споря между собою, незабудки, огоньки, ветреницы тянулись к солнцу и, разбросав по сторонам листья, старались забрать себе как можно больше теплых лучей. Кусты смородины, малины, бузины уже покрывались яркозелеными листьями. Черемуха и рябина оделись в пышный наряд и разносили далеко по лесу аромат своих цветов. Всюду попадались птицы: поползни, овсянки, мухоловки, пеночки, синехвостки, дрозды. Одни из них шныряли по кустам, добывая пищу, другие суетились, устраивая семейный уголок, а певчие птицы безумолку свиристели, повторяя бессчетное количество раз один и тот же мотив. Тысячи насекомых, оживших после непогоды, кружились в воздухе.

В полдень мы достигли подножья Фигуристых белков и решили разбить здесь лагерь. Палаток не ставили, весь груз сложили под кедром. Лошадей сразу же отправили с Самбуевым обратно, а сами, нагрузившись тяжелыми поняжками, начали подниматься на вершину.

Подножье западного Фигуристого белка завалено крупными обломками, скатившимися сюда с откосов и сплошь затянутыми мясистыми листьями бадана. Корни приземистых кедров присосались к камням, расползались по щелям, образуя сплошную сетку узора. Как только мы миновали завал, сразу начался крутой подъем. Заросли низкорослого ольховника, карликовой березки, различных ив преграждали нам путь. Под их тенью и тут растет сплошным ковром бадан, местами уже выбрасывавший свои лилово-розовые цветы.

Чем выше, тем круче становился подъем. Кустарник редел, кучился. Под ногами, не выдерживая тяжести, рвался тонкий растительный покров, обнажая скользкую от сырости поверхность скалы. Все чаще на глаза стали попадаться лишайники и мхи.

Через три часа мы с трудом выбрались на первую террасу. Ноги устали и потеряли упругость. Плечи горели от лямок. Пот одолевал всех — это признак слабости. Присели передохнуть. Курящие сразу достали кисеты и, не торопясь, с наслаждением, понятным только им. стали закручивать цыгарки. Теперь все курят только свой табак, причем экономно, некоторые с примесью бадана. Для курцов наступают горькие дни. Запас махорки и на лабазе небольшой.

С нами на верх террасы поднялись несколько кедров и как бы в недоумении остановились у самого края излома. Все они маленькие, кривые, с обнаженными корнями и с тощими кронами, обращенными на полдень, согнулись в покорном поклоне белку. Они образуют верхнюю границу леса, которая здесь проходит на высоте 1500 метров. Одинокие деревья, еще более жалкие, виднелись впереди. Они не растут, а стелются, прильнув к шероховатой поверхности холодных скал, не смея поднять своих измятых вершин. Эти кедры напоминают собою разведчиков, пытающихся тайно проникнуть в царство мрачных курумов, чтобы поселить там жизнь.

Черная россыпь террасы украшена сложным рисунком разноцветных лишайников. За ней снова начался крутой скалистый подъем, местами прикрытый пятнами рыхлого снега. И тут мы видели карликовую березу да на редкость красивые ивы с бархатистыми листьями, у которых верхняя сторона окрашена в зеленый цвет, а нижняя в светлопепельный. Березки растут отдельно от ив, плотно прижавшись друг к другу, как бы понимая, что гак, обнявшись сообща, легче удерживаться на крутизне.

За второй террасой крутизна смягчалась. До подножья белка оставалось километра три сравнительно доступного подъема. Здесь нет скал, все сглажено, затянуто россыпями да небольшими пятнами тундры. Топкие чашены, из которых берут начало многочисленные ручейки, местами завалены пожелтевшим снегом. На отопретой почве уже зеленеют альпийские лужайки. Но на них еще мало цветов. Редко увидишь оранжево-красный огонек или бледножелтую фиалку. Сюда проникает черемша — очень распространенное и приспособленное растение Саяна. Она хорошо чувствует себя на дне долин, где встречается всюду в травостое, на очень крутых склонах гор, главным образом солнцепеках, и растет даже в подгольцовой зоне. Еще не успеет растаять снег, а уже черная земля ощетинится зеленой черемшой.