Мы больше нигде не дома - [8]
Потом они сказали что-то неприятное даже не мне, а моему жениху — своему другу.
Что-то не грубое — но такое горькое…
И мрачно засобирались домой. И ушли.
Жених тоже был мрачен. Сказал что-то типа, что много я лишнего болтаю.
И наутро отвез меня обратно в райский подвал, сдал хвосту с рук на руки.
И больше он в моей жизни не появлялся…
Потому что оказывается, гражданская война кончилась только в моем воображении.
А в жизни она никогда не кончается.
И в этом году мы все особенно хорошо это почувствовали…
Питер 2014
ЛЕТАЮЩИЕ СОБАКИ
Майк был потомственный псих.
Ходили слухи, что его папа, физик-изобретатель, измученный сперва гебухой, а потом цеэрухой, однажды вошел в вагон сабвея, перестрелял там из автомата полвагона и потом, придя домой, повесился.
Примерно такие слухи ходили.
Вообще то Майк был ленинградский еврей, как многие из нас. Но даже внешне он был какой то необычно-экзотический.
Огромный, смуглый, с черными кудрями, и такими именно антрацитово-черными глазами. Он был похож на цыганского барона. Ну, как мы себе представляем цыганского барона.
Вообщем, он тоже считался психом.
Не мог толком ни учится, ни работать. Когда то он водил такси, в Нью-Йорке и потом в Бостоне. Пытался даже учиться, вроде бы на инженера.
Потом он уехал назад в Россию и жил там в деревне.
С какой то деревенской женщиной — дояркой.
Потом снова вернулся в Бостон… Мама купила ему квартиру. Они получили деньги за своего отца-психа, за его какие то изобретения.
Вообщем, Майк по прежнему водил такси в Бостоне.
И часто приезжал в Нью-Йорк.
Мне он дико нравился. Я однажды сказала своей подруге Марусе:
— Ну какой Майк прекрасный! Слушь, а давай я его с Лилей познакомлю?
Я тоже тогда в Нью-Йорке бывала наездами.
А жила замужем в американской глубинке.
Маруся ответила:
— Ну ты што забыла, почему ты сама с ним когда-то не «познакомилась»?
— Да. Забыла. А почему?
— Да потому что он потомственный сумасшедший.
— Ааааа… Ну да…
А потом я развелась и вернулась в Нью-Йорк.
И Майк вдруг позвонил мне из Бостона.
И сказал что у его двоюродного брата будет свадьба — в Нью-Йорке через неделю.
И что он меня приглашает быть его «дейт».
Так и сказал «дейт».
Его привезли в Америку 17-и летним, а не 30-летним как меня. Он был реально двуязычным. В отличие от меня.
«Дейт» — это значит быть его девушкой в этот праздничный вечер.
Я сперва сказала что подумаю.
И подумала немного. Псих все-таки.
Но потом решила что жизнь моя нынче такая мизерабельная. А он мне так нравится.
Что — пусть.
Пусть я буду его «дейт».
Может ничего плохого и не выйдет.
За что он мне так нравился, я толком объяснить не могла.
Вспоминала про него все-какое то несерьезное.
Например, как мы вышли из кабака однажды, и к нам подскочил какой-то тип — уголовного характера, такой весь на коксе — весь такой напружиненный.
И он стал говорить быстро и нервно:
— Ну пойдем, пойдем назад, пойдем, сыграем в карты…
А Майк так медленно ему отвечает:
— Парень, ты же видишь я вышел из кабака. Разве я похож на человека, который выйдет из кабака, если у него в кармане остался хоть доллар…
Вообщем, он как то так сделал, что этот напружиненный отстал от нас.
Без драки.
Такое я всегда уважала — умение именно без драки отвязаться от приставшей шпаны… У которой драка — как раз и есть главная цель обычно…
Рядом с Майком я чувствовала себя всегда защищенной…
У него была большая черная борода. Такие негритянские волосы на голове и негритянская борода.
Мы пошли на эту свадьбу двоюродного брата.
Ее играли в бруклинском русском ресторане, про это я ничего не помню, потому что все врем думала, что же будет потом, куда же мы поедем потом, и если поедем, то как все это будет?
После свадьбы мы поехали на другой конец Нью-Йорка.
В район Вашингтоновы Горки.
Майк сказал, что ночует в лишней квартире у Маруси и ее мужа…
Да у них была такая квартира — лишняя.
Они ее когда то сняли — потому что было очень дешево.
И с тех пор в одной комнате марусин муж сделал мастерскую, он лепил такие африканские скульптуры из красной глины.
А другую комнату они периодически сдавали, в основном знакомым. Но периодически она просто стояла пустая.
Вот туда мы и приехали. Была уже глубокая ночь — темно.
Мы поднялись на лифте на 4-й этаж.
Маруся с мужем жили под нами — на 3-м этаже.
Мне было как-то страшно, что нужно сейчас вот тут с Майком ночевать.
Ведь он — псих. Еще и потомственный.
Это же страшно спать с психом.
Я думала, а вдруг он сделает мне больно?
Я нервничала.
Думала — может все таки пойти в низ к Марусе?
Там все конечно спят уже, но я скажу, что мне страшно с Майком оставаться. Ничего — поймут, простят…
Но я же на самом деле хочу остаться именно тут, именно с ним… И все-таки осталась.
И все вышло прекрасно. Нежно и ласково.
И небольно и нестрашно… и он был совершенно нормальный.
Совсем не как псих.
А именно как нормальный любовник.
Все получилось…
И я стала засыпать, лежа головой на его руке.
И думала сквозь сон: «ну вот, какой же он псих?… чего же я боялась?… все ж хорошо так… и он совсем нормальный…»
Майк тоже засыпал… И вдруг он сказал:
— Знаешь, я прошлым летом снимал у них эту хату. Жил тут целый месяц. Мне нравилось тут просыпаться. Каждое утро я просыпался и видел, что прямо напротив моего окна стоит стая бродячих собак. Они просто стояли и смотрели на меня…
Родилась в Питере в 1960-мВ основном, пишу песни. В таком стиле, как было принято в первые послереволюционные годы, то есть, тексты, понятные всем слоям населения.Главная гордость и заслуга — целых десять штук были напечатаны в сборнике «В нашу гавань приходили корабли» — под видом народных.Эдуард Успенский до сих пор не вполне верит, что песни — авторские.Хотя мы нынче снова дружим.Для счастливцев, имеющих возможность жить «на культурную ренту», я пишу очень редко.Но вот сложилась охапка стихов о питерских УЧИТЕЛЯХ, живых и ушедших.Это — адресное обращение лишь к тем, для кого культурная рента — реальность.
«Петербург-нуар». Четырнадцать рассказов. «Четырнадцать оттенков черного», — как названа в предисловии к книге ее цветовая гамма. Пусть читателя не пугает такое цветовое решение. Или, наоборот, — пугает. Впрочем, имена авторов, смешавших краски на палитре «Петербурга-нуара», уже исключают основания для сетований по поводу монохромности книги, как не дают повода пройти мимо нее равнодушно. Сергей Носов, Павел Крусанов, Андрей Кивинов, Андрей Рубанов, Лена Элтанг, Антон Чиж… И перечисленные, и скрытые многоточием, эти имена на слуху и составляют если не славу, то гордость современной литературы как минимум.
Бедная девушка — это всегда — да. Бедная девушка — это всегда — дать. Накормить, напоить собою — мужчину, ребенка, землю Добывать огонь трением. Огонь тела, огонь души. Трением — тела о тело, души о душу. Бедная девушка — мать, жена, монахиня, проститутка, маркитантка. Бедная девушка — мать Тереза и Эдит Пиаф. Бедная девушка — сестра милосердия Всея Земли… … Богородица — Бедная девушка.
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.