Мы, аристократы - 5 - [43]

Невилл не спешил воспользоваться моим предложением помощи, и это меня не удивляло. В самом деле, кто я ему был? Да почти никто — однокурсник с чужого факультета, в чём-то товарищ по одному из его несчастий и уж точно не жилетка, в которую приятно поплакаться. Меня скорее удивило, когда он всё-таки написал мне недели две спустя. Как обычно, с предложением встретиться и поговорить.

К этому времени мы с Солом Крокером восстановили кабинет и почти разобрались с защитой личных апартаментов директора. Оставалось немного, и хоть я и подрядил невыразимца на инвентаризацию хранящихся в кабинете артефактов, это было не срочно. Мне даже не пришлось ничего откладывать и переносить ради встречи с Невиллом. В Британии было не так уж много мест, которые были точно известны нам обоим, поэтому мы договорились встретиться в Косом переулке, на веранде в кафе Фортескью.

Лонгботтом пришёл ровно в три часа дня — в траурном камзоле, строгий, похудевший, с плотно сжатыми губами. Он и так был высоким для своего возраста, а в последнее время, кажется, вытянулся ещё больше. Как и прежде, мы поздоровались согласно этикету, словно малознакомые люди, и он подсел ко мне за столик.

— Мороженое? — предложил я.

— Нет, не хочется, — он вздохнул. — Я с кладбища, каждый день навещаю.

Он не спешил продолжать разговор, и я глянул ему в лицо:

— Извини, утешать — не моя сильная сторона. Понимаю, потеря очень тяжёлая.

— Ничего… — пробормотал он. — Меня все… утешают.

— Надеюсь, Министерство организовало всё как надо, — сказал я, имея в виду похороны.

— Да, все было… достойно. Бабушка бы… — он сглотнул. — …одобрила.

— Жизнь не кончена, Лонгботтом. А как твои родители?

— Они ничего не знают. Бабушка отправила их в Швецию долечиваться. За две недели до того как… Там у них нашли ментальные закладки, но сказали, что закладки свежие и их можно убрать без последствий. Поэтому она и забрала меня из Хогвартса сразу же после экзаменов. Чтобы и мне что-нибудь в мозги не вставили.

— Мне говорили, что тебя забрала бабушка.

— Ты спрашивал?

— Было подозрительно, что новая надежда Британии нигде не показывается. Тебя могли как спрятать, так и похитить. Но если ты был с бабушкой — то всё в порядке.

— А знаешь, для рода я действительно был бастардом. Моя бабушка не Лонгботтом по крови, но она была регентом рода Лонгботтомов из-за того, что случилось с отцом. Она провела надо мной ритуалы признания и очищения крови… накануне Визенгамота… когда прочитала этот архив. До этого она не считала меня достойным наследником и всё еще надеялась, что отец выздоровеет.

— Может, ты всё-таки неправильно догадался про наследника, — предостерёг я.

— А что тут догадываться, она сама мне сказала. Она у меня прямая, моя бабушка. Была…

— Если ты читал о своих предках, то должен знать, какие это стойкие и отважные люди. И прямые, потому и гриффиндорцы.

Лицо Лонгботтома прояснилось, взгляд оживился.

— Она гордилась, что мой отец — гриффиндорец. Что он со светлого факультета.

— Свет, Тьма — это мода нынешнего века, прежде так не делили. И слизеринец может быть меценатом, и гриффиндорец — фанатичным убийцей. Из Гриффиндора прежде выходили воины, что тут светлого? Простота и прямота — еще не залог добронравия и порядочности, хотя гриффиндорцам, конечно, сложнее крутить интриги.

— Дамблдору это, как видишь, не мешало, а он был гриффиндорцем, — грустно заметил Невилл.

— До Слизерина у него не дотягивала родословная. Шляпа туда и сейчас безродных не очень-то распределяет, а тогда, в начале века, к этому относились ещё щепетильнее.

— Бабушка рассказала, что Дамблдор спрашивал у неё этот архив вскоре после окончания войны. Но тогда она не знала, что эти бумаги у неё в доме, а когда нашла их несколько лет спустя, уже не придала им значения. Скажи, она хоть не зря… умерла?

— Конечно, не зря. Её поступок войдёт в историю Британии, можешь не сомневаться. У нас были кое-какие доказательства, но общественное мнение — это такая тупая стихия. Если уж оно что-то вбило себе в голову, его пока носом не потычешь, ни в чём не убедишь. Сейчас понятно, что было бы лучше, если бы твоя бабушка связалась с Роули еще до собрания, но кто же знал, что там будет опасно… Охраны нагнали больше обычного, но Грюм раскидал их как котят. Я сам видел.

— Ты? Видел?!

— Опекун был там среди свидетелей и показал нам этот момент в думосбросе.

— Эх, а я не видел… — машинально посетовал он.

— И не надо, зрелище очень тяжёлое. Половина зала была залита кровью. Трое убитых, больше десятка раненых. Грюм кидался Бомбардами и Секо, а это кровавые заклинания.

Невилл, и без того не цветущий, побледнел ещё больше.

— У меня было дурное предчувствие. Я отговаривал её идти туда и даже отговорил, но она всё утро была как на иголках, а после обеда всё-таки передумала и отправилась в Министерство. Она никак не могла простить, что Дамблдор втянул в это моего отца.

— Сам-то ты как? — увёл я его с тяжёлой темы. Он с готовностью подхватил мой пас.

— Сейчас уже более-менее. В первые дни, конечно, было ужасно. Одиноко очень. Меня навещают, но не на весь же день. Вечерами я заставляю нашу Ринки сидеть рядом, чтобы было не так жутко.