Музыкант и Журналистка - [50]

Свести умеешь ты с ума,

Своим доверием с опаской.

И калейдоскопом в сознании мысли кругами, кругами, кругами...

И в нотной тетради секрет мой написан: другая, другая, другая...

Ты – неизведанный мой сон,

Ты – ядовитое лекарство,

И с губ истерзанных твой стон

Мне будет вечность вспоминаться.

Когда позволишь прикоснуться

К души секретам потаённым,

Ты дашь надежду нам проснуться,

Поверив в мир чудес огромный.

К тебе одной тянусь в ответ,

Отбросив маски прочь случайно.

Ты – ложь и правда, "да" и "нет",

Моей души закрытой тайна.

И калейдоскопом в сознании мысли кругами, кругами, кругами...

И в нотной тетради секрет мой написан: другая, другая, другая...(4)

Джо закончил петь, а я все еще продолжала слушать голос, что звенел в моей голове. Я не моргая смотрела на него, а он – на меня. Такое ощущение, что сейчас нет никого вокруг. Есть только мы. Он и я.

Спустя минуту, а может меньше или больше, я начала замечать, что люди аплодируют, и только потом я услышала их радостные возгласы. Рядом со мной стояли его друзья. Они не спешили поддаваться всеобщему влиянию аплодисментов, когда закончилась песня. Они, как и я, были поражены и прокручивали в голове его новую песню, в которой пелось обо мне. Я это поняла сразу, но все еще не могла поверить. Откуда он знает, что я прячусь за маской? Почему он считает, что в этом виновато мое прошлое?

Я даже не заметила, как ко мне подошел Джо. Его взгляд был взволнованный. Он видел, как в моих глазах застыли слезы, и, когда первый кристаллик побежал по щеке, Джо словил его губами у самого уголка губ, не дав раствориться на них. Это было такое нежное касание его рук и губ к моему лицо одновременно, отчего меня прошибла дрожь по всему телу. Это было даже сильнее, чем тогда в гараже. В кончиках пальцев рук начало колоть тысячью иголками, а волосы, наэлектризовавшись, плавно прильнули к рукавам куртки Джо. Я аккуратно прикоснулась пальцами к его и легонько их сжала.

– Хочешь, уедим прямо сейчас? – тихо спросил он, глядя в глаза.

– Хочу… – выдохнула я, облизнув губы, на что Джо сразу обратил внимание. Я не старалась сейчас его как-то соблазнить, все вышло на автомате. Думаю, он это понял, но несколько секунд не сводил взгляда от моих губ, затем взял меня за руку и потянул на выход. Последнее, что я заметила, выходя из клуба, – это пристальное внимание его друзей. Они смотрели так, будто знали все наперед, а мы с Джо все продолжаем «интервьюировать» друг друга, когда его друзья ответили на все вопросы за нас.

– Мы не попрощались с ребятами, – произнесла я, когда мы оказались в салоне его автомобиля.

– Они не обидятся, – повернувшись ко мне, он мягко улыбнулся и спросил:

– Куда ты хочешь поехать?

– Я хочу показать тебе одно из моих любимых мест… Бруклинский мост.

На часах показывало почти пять утра, и светать еще не начало. Приехав к мосту, мы продолжали сидеть в молчании, каждый думая о своем.

– Почему мы не выходим? – наверно, он ожидал, что я хочу пройтись по мосту.

– Ждем рассвет. Только тогда я смогу показать тебе, почему я люблю это место.

– Может, пока ты мне расскажешь то, что тебя когда-то ранило?

– Зачем? – я прислонилась к холодному стеклу.

– Что бы встретить этот новый день иначе, оставив прошлое в прошлом.

Я молчала. И он молчал. Я обдумывала его слова и размышляла: готова ли я, наконец, оставить то, что когда-то ранило меня, как сказал Джо? Даже сейчас он правильно подобрал слова. Прошло, наверное, несколько минут, а я все молчала. Он не давил на меня, продолжая ждать, и я начала свой рассказ.

– Это было десять лет назад…

Глава 16

На дне души непризнанная девочка

Мне шепчет о несбыточном так вкрадчиво.

Испугано, отрывисто, доверчиво, -

Ранимая и в чём-то настоящая.

От грубости укрывшаяся в коконе,

Казавшаяся, может быть, надломленной,

Когда весь мир разбился хрупко стёклами,

Когда пошла вперёд судьбы изломами.

Прожившая и юность пережившая,

Нашедшая возможность быть свободною,

Она внутри меня, в душе остывшая,

Ранимая, но всё-таки холодная.

Закутываясь в дым, как в неприятие,

Щитами прикрываясь от безмолвности,

Она отвергла прочь законы статики

В обманчиво простой и дерзкой строгости.

Сплетаясь с постоянством в испытаниях,

Свою судьбу вершила в неизбежности.

Ни времени, ни лжи, ни расстоянию

Не сжечь её закрытой, ясной нежности... (5)

Кэндис

Я обожала зарубежную литературу, и готова была читать ее часами, но… не сегодня. Хотя, именно сегодня и стоит сделать упор на этом предмете, как и завтра, и послезавтра, и всю последующую неделю, учитывая то, что экзамен через десять дней. Подперев щеку левой рукой, я отодвинула книгу в сторону, решив сделать перерыв и отдохнуть. Взяв шариковую ручку, я начала аккуратно выводить любимое имя на белом листе… Алекс. Я мечтательно улыбнулась парню, который не желал покидать мои мысли.

Алекс Миллер – видный высокий парень, с волосами цвета воронового крыла и карими глазами с янтарным переливом. Будучи немцем, он отлично владел английским языком с легкой примесью акцента, присущей только иноземцу. Его волосы прикрывали затылок, доходя до плеч, а спортивная фигура, что отчетливо очерчивалась сквозь одежду, заставляла женскую фантазию активно работать. Он был одним из тех парней, которые сразу поселяются в девичьих сердцах. Плюс ко всему, он был из довольно богатой семьи и приезжал в школу на крутом Дукати. К нам в школу он перевелся ближе к концу первого семестра и сразу свел с ума местную половину слабого пола, что лезли из кожи вон, лишь бы получить хоть один единственный взгляд в свою сторону от этого красавчика. Одним словом, он был звездой у нас, и любая девушка мечтала стать его единственной. Конечно, больше шансов на завоевание его внимания было у Эшли Майерсон – длинноволосой шатенки с голубыми глазами, у которой поклонников было хоть отбавляй. Сама она была яркой представительницей золотой молодежи, к тому же, достаточно стервозной и высокомерной, чтобы снизойти до серости, коей являлась я, как она считала. Впрочем, не только она. В свое время от меня отвернулся весь класс. Он, итак, меня не очень-то и жаловал, а все потому, что я никак не принадлежала к такому сорту людей, которым являлось большинство моих одноклассников.