Музыка жизни - [27]

                                непросто.

Потом на работах сгибался он часто

от окриков хамов, что вышли в начальство,

всё горбился, горбился и стал согбенным.

А эта морщина возникла мгновенно,

прорезалась сразу от женской измены.

Предательство друга, поклепы, наветы —

он чуть в лагеря не поехал за это.

Прокралась безвременно прядь седины!

А дальше пешком по дорогам войны,

где горюшка он до краев нахлебался,

но все ж повезло, и в живых он остался.

С тех бед на лице его сетка морщин —

для этого множество было причин.

Вернулся в поселок хромым инвалидом,

по тем временам женихом был завидным:

рожденье ребенка и смерть молодухи —

резон, чтобы влить в себя ведра сивухи.

И все не кончалась пора голодухи…

По ложным призывам в трудах бесполезных

мелькали одна за другою годины,

подкрались, как свойственно летам, болезни,

и шли в наступленье седины, седины.

Есть пенсия, дочка, внучок, огородик

и сад, где он всякую зелень разводит.

Ее он разносит по дачам клиентов —

торговцев, начальников, интеллигентов.

Работы, заботы, болезни, утраты,

за то, чтобы жить, – непомерная плата.

Кончается жизнь и в преддверии гроба

не ведает чувства такого, как злоба.

Все стерпит, снесет, донесет до конца…

Я в жизни не видел прекрасней лица

со скромной, великой, простой красотою,

смирением, кротостью и добротою.

1990

Смена возраста

Как постепенна смена возраста

и как расплывчаты приметы.

В усталой и осенней взрослости

бушуют отголоски лета.

Но вот придвинулось предзимье…

И, утренним ледком прихвачено,

вдруг сердце на момент застынет.

А в нас еще весна дурачится.

Такая вот разноголосица,

смешные в чем-то несуразности:

и детства отзвуки доносятся,

и смерть кивает неотвязная.

1987

Жалоба

Я устроен для работы,

я почти что автомат, —

выдаю все время что-то,

как заправский агрегат.

И, подобно водопаду,

на меня летят дела:

ЭТО, ТО и ЭТО – надо…

Оглянулся – жизнь прошла.

Постоянно что-то должен,

перед всеми я в долгу.

Я спешу, лечу, бегу!

Отдышаться невозможно,

силы вышли… не могу…

Жизнь страницу за страницей

перелистывает в срок.

Как бы мне остановиться!

Как бы мне прервать поток!

Разрываюсь я на части,

разлетаюсь на куски.

Говорят, что в этом счастье,

а не то помрешь с тоски.

Поваляться бы в кровати,

поглазеть на дождь в окно,

по опушке прогуляться,

просто так сходить в кино.

Я машина для работы,

подустал я, братцы, что-то.

* * *

С понедельника, с понедельника

начинаем мы новую жизнь,

забываем про лень и безделье,

станем вкалывать – только держись.

Призовем себя сами к порядку,

чтоб диету всегда соблюдать,

делать каждое утро зарядку

и долги точно в срок отдавать.

В день тяжелый, назначенный нами, —

план прекрасный пришлось отложить.

И виновны в том были мы сами,

что не начали правильно жить.

Понедельники все пролетели,

сгинул месяц совсем в никуда,

жить по-новому мы не успели.

Ну, да это еще не беда!

Ладно, пусть уж до Нового года

мы продолжим нескладно, как встарь.

Рубежи намечает природа,

согласуем с ней свой календарь.

Вот и праздники улетели,

промелькнули сезоны, года.

Жить по-новому мы не успели

и не сможем, боюсь, никогда.

Но впивается совесть и мучит,

быть в ладу с нею я не привык.

О, моя незавидная участь —

затянувшийся черновик.

Запустил, раскурочил хозяйство —

сам, как старый и рваный пиджак.

Я купаюсь в своем разгильдяйстве,

понимая, что надо – не так!

Всё! Клянемся: ругаться не будем!

Прекратим вообще нарушать!

Перед сном, как приличные люди,

мы начнем кислородом дышать.

С понедельника, с понедельника

затевается новая жизнь.

К черту лень, безучастье, безделье —

размахнемся мы так, что держись!

Понедельники прочь улетели,

возвратить их обратно нельзя.

Жить по-новому мы не успели.

Может, это неплохо, друзья!

Фальшивая весна

Бывает иногда, что средь зимы

природа вдруг являет свою милость:

мороза нет, нет вьюжной кутерьмы,

снега сошли, поникли, растворились.

Термометр упрямо лезет вверх,

нежданная теплынь стоит неделю,

и оживают мошкара и зверь —

мол, климат изменился в самом деле.

Боюсь я, что фальшивая весна

того и ждет, чтобы набухли почки.

Ударит холодом, коварна и страшна!

И вымрут дерева поодиночке.

Природу так нетрудно обмануть,

ее создания доверчивы, открыты.

Все бьет и бьет тревога в мою грудь,

что слишком слабы силы для защиты.

Декабрь 1986

Январь

Смеяться над бюро прогнозов

неловко как-то и грешно.

Мы в ожидании морозов,

которым быть бы уж должно.

Всему своя температура,

ждет холода моя натура,

ей надоели морось, гниль.

К тому ж скользит автомобиль…

И смотрят вниз на гололедицу

Большая с Малою Медведицы.

* * *

Как хорошо порою заболеть,

чтоб бег прервать, единственное средство.

Под одеяло теплое залезть

и вспомнить, как болел когда-то в детстве.

Там за окном зима – весь мир замерз.

Пьешь с горькой миной сладкую микстуру

и на тревожный матери вопрос

плюсуешь ты себе температуру.

Высовываешь белый свой язык,

«а» говоришь, распахивая горло,

и взглядом, отрешенным от живых,

даешь понять, мол, руки смерть простерла.

Как сладостно себя до слез жалеть,

в мечтах готовить жуткие сюрпризы:

взять и назло всем близким умереть,

чтоб больше не ругали за капризы.

Вообразить – кладут тебя во гроб,

мать вся в слезах, дружки полны смиренья.

И бьет по телу россыпью озноб,

как предвкушенье будущих крушений.

Дней через пять, к несчастью, ты здоров.