Музыка волн, музыка ветра - [3]

Шрифт
Интервал

«Металл не принесет плода,
Игра не стоит свеч,
А результат — труда».
Но я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Злое белое колено
Пытается меня достать.
Колом колено колют в вены
В надежде тайну разгадать — зачем
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Кнопки, скрепки, клепки,
Дырки, булки, вилки.
Здесь тракторы пройдут мои
И упадут в копилку,
Упадут туда,
Где я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.
Я сажаю алюминиевые огурцы
На брезентовом поле.

ПРОГУЛКА РОМАНТИКА

Гроза за окном,
Гроза с той стороны окна.
Горят фонари, и причудливы тени.
Я смотрю в ночь.
Я вижу, что ночь темна.
Но это не станет помехой
Прогулке романтика,
Романтика,
Романтика.
Подворотни страшны.
Я слышу, как хлопают двери.
Черные кошки перебегают дорогу.
Пусть бегут:
Я в эти сказки не верю.
И это не станет помехой
Прогулке романтика,
Романтика,
Романтика.
Трудно идти:
Я вышел уже давно.
И вечер в гостях
Был так приятен и весел.
Я пил вино.
Я так люблю вино.
Но это не станет помехой
Прогулке романтика,
Романтика,
Романтика.
Я проснулся в метро,
Когда там тушили свет.
Меня разбудил человек
В красной шапке.
Это кольцо,
И обратного поезда нет.
Но это не станет помехой
Прогулке романтика,
Романтика,
Романтика,
Романтика,
Неоромантика.

ЭЛЕКТРИЧКА

Я вчера слишком поздно лег, сегодня рано встал.
Я вчера слишком поздно лег, я почти не спал.
Мне, наверно, с утра нужно было пойти к врачу.
А теперь электричка везет меня туда, куда я не хочу
В тамбуре холодно и в то же время как-то тепло.
В тамбуре накурено и в то же время как-то свежо.
Почему я молчу, почему не кричу, молчу.
Электричка везет меня туда, куда я не хочу.
Ситар играл…
Джордж Харрисон, который очень любит деньги,
Послушал мантры и заторчал,
Купил билет на пароход и уехал в Дели,
И в ушах его все время ситар играл.
Кто на нем играл? Чей это ситар?
На ситаре играл сам Рави Шанкар.
Он сидел в позе лотоса на спине у слона
                                                       с ситаром в руках.
Ситар играл.
Джордж Харрисон купил пар двадцать бус.
Джордж Харрисон сказал: «Я буду жить, любя».
А потом он сказал: «Гуд бай», — и ушел в себя.
Ситар играл.

КАМЧАТКА

О, это странное место — Камчатка.
О, это сладкое слово — Камчатка.
Но на этой земле я не вижу тебя,
Я не вижу твоих кораблей.
Я не вижу реки, я не вижу моста,
Я пытаюсь найти лошадей.
О, это странное место — Камчатка.
О, это сладкое слово — Камчатка.
Я нашел здесь руду.
Я нашел здесь любовь.
Я пытаюсь забыть, забываю и вновь
Вспоминаю собаку: она как звезда.
Я, наверно, сюда не вернусь никогда.
О, это странное место — Камчатка.
О, это сладкое слово — Камчатка.
Я не вижу здесь их.
Я не вижу здесь нас.
Я искал здесь вино, а нашел третий глаз.
Мои руки из дуба, голова из свинца.
Я не знаю, смогу ли допеть до конца.
О, это сладкое слово — Камчатка.
О, это странное место — Камчатка.
Камчатка.

И хотя звезда его уже горела…


Виктор Цой. Май 1989 г.

«Мне кажется, что песни, тексты, которые я пишу — они очень многозначные, очень ассоциативные, могут рассматриваться с очень многих углов зрения и каждому человеку могут дать то, что он хотел бы взять из этой песни.

И песни — о жизни, о любых проявлениях жизни, которые я замечаю, и о людях, о психологии человеческой».

Марианна Цой

ТОЧКА ОТСЧЕТА

Повесть

Стремительный взлет популярности Виктора вроде бы заставляет меня начать с конца — с того времени, когда имя его стало известно очень многим. Черные дни августа 1990 года, трагедия, разыгравшаяся в Тукумсе под Ригой, нескончаемый поток писем и звонков — все это подвигло меня взяться за перо и вновь вспоминать спряжение глаголов и заковыристый синтаксис русского языка. Однако наша с Витей совместная жизнь требует диаметрально противоположной точки отсчета во времени и пространстве, когда о нем не знал никто или почти никто.

Поэтому начинаю с марта 1982 года, когда мы, собственно, и познакомились. Теперь сама по себе тема эта, затасканная бесконечными интервью, которые приходилось давать после гибели Вити, стала приобретать какое-то особое значение. Всем хотелось бы увидеть в молодом Цое черты, определившие и его популярность, и даже случившуюся трагедию. Однако начало его музыкальной карьеры, если отбросить излишнюю мнительность, присущую его бесчисленным почитателям, не имело никаких роковых предзнаменований. И хотя звезда его уже горела, разглядеть ее тогда могли очень немногие.

…В тот день мне пришлось отправиться на вечеринку к друзьям, с которыми давно не виделась. Собственно, был день рождения. Ситуация была такая. У меня был один знакомый, с которым у нас совпадают дни рождения. Он в тот год очень активно себя повел и хотел справить день рождения совместно. Я же этого не хотела, поскольку уже была, можно сказать, солидной дамой, работала в цирке заведующей цехами постановочной части и мне светило место замзавпоста. И вообще мне уже было неинтересно. Я справила день рождения так, как считала нужным дома, но он меня очень звал. Я ему сказала: «Саня, я, конечно, приду к тебе на день рождения, но только ты, пожалуйста, не афишируй, что оно еще и мое, потому что какого-то активного участия я принимать не хочу».


Еще от автора Виктор Робертович Цой
Оборванная струна

Имена рано ушедших из жизни талантливые певцов и поэтов В. Цоя и И. Талькова до сих пор не сходят со страниц молодежных периодических изданий и с экрана телевизора. Их творчество привлекает прямотой, честностью, неудержимой искренностью. В их песнях — сегодняшние наши беды, сомнения и надежды. В книгу вошли наиболее известные песни и стихи В. Цоя и И. Талькова. Книга иллюстрирована фотографиями.


Группа крови. Мне приснилось, миром правит любовь

Виктор Цой еще при жизни вошел в число так называемых малых богов русского национального пантеона. Наравне с Цветаевой, Пастернаком, Высоцким. Он встал в ряд людей, создавших идеальную версию русской культуры. Это путь поэта, певца. Путь чести. В книге собраны все основные тексты песен Виктора Цоя, а также его совершенно неизвестные произведения, включая черновики и наброски последних песен, написанных в Латвии в августе 1990 года.


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


Тихая моя родина

Каждая строчка прекрасного русского поэта Николая Рубцова, щемящая интонация его стихов – все это выстрадано человеком, живущим болью своего времени, своей родины. Этим он нам и дорог. Тихая поэзия Рубцова проникает в душу, к ней хочется возвращаться вновь и вновь. Его лирика на редкость музыкальна. Не случайно многие его стихи, в том числе и вошедшие в этот сборник, стали нашими любимыми песнями.


Лирика

«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.


Венера и Адонис

Поэма «Венера и Адонис» принесла славу Шекспиру среди образованной публики, говорят, лондонские прелестницы держали книгу под подушкой, а оксфордские студенты заучивали наизусть целые пассажи и распевали их на улицах.


Пьяный корабль

Лучшие стихотворения прошлого и настоящего – в «Золотой серии поэзии»Артюр Рембо, гениально одаренный поэт, о котором Виктор Гюго сказал: «Это Шекспир-дитя». Его творчество – воплощение свободы и бунтарства, писал Рембо всего три года, а после ушел навсегда из искусства, но и за это время успел создать удивительные стихи, повлиявшие на литературу XX века.