Музыка ветра - [8]

Из-за стола навстречу мне поднимается седовласый мужчина за шестьдесят. Типичный адвокат, если судить по внешнему облику. Очки в тонкой металлической оправе, белоснежная шевелюра, вязаный кардиган, трубка, сильный запах табачного дыма. Он обходит стол, идет ко мне и берет обе мои руки в свои большие лапищи.

– Миссис Хейвард! Рад познакомиться с вами лично! Позвольте мне еще раз выразить вам свои самые искренние соболезнования.

Как и его секретарша, он произносит мое имя так, как это делает человек, кому это имя хорошо знакомо. Вполне возможно, он тоже помнит Кэла ребенком. Он подводит меня к креслу напротив письменного стола, ждет, когда я устроюсь в кресле, и лишь затем возвращается на свое рабочее место. В кабинете повисает короткая пауза. Мистер Уильямс явно ожидает, что я заговорю первой.

Я немного нервничаю и с глуповатой улыбкой выпаливаю первое, что мне приходит на ум.

– А я и понятия не имела, что Кэл родом из Бофорта. За все те семь лет, что мы прожили с ним вместе, он ни разу не заговорил со мной о своей семье… Или о том, что он рос здесь. Я даже решила, что у него вообще нет семьи. И никогда не было…

Многолетняя профессиональная выучка научила мистера Уильямса хорошо владеть собственными чувствами. Во всяком случае, после моих слов выражение его лица осталось невозмутимо спокойным: никаких эмоций. Разве что разгладил сразу обеими руками аккуратную стопку бумаг, лежавшую перед ним, позволив себе таким образом выказать, что мои слова его, мягко говоря, удивили. Но вот он слегка откашлялся и открыл рот.

– Хейварды – старинный род. Эта семья известна в наших краях со времен Революции.

– Да, вы уже говорили мне об этом, когда мы разговаривали по телефону. Сказали, что их дом был построен еще в семнадцатом столетии.

– Если быть абсолютно точным, то в 1791 году. Впрочем, с тех пор дом много раз перестраивался, многократно менял свой облик, расширялся за счет новых помещений. И сейчас он больше похож на такой классический особняк в стиле греческого Возрождения, чем на дом, построенный в традициях федеральной архитектуры с ее тяготением к георгианским традициям. Но в любом случае это самый настоящий памятник архитектуры. Потому-то бабушка Кэла и завещала этот дом внуку – она хотела, чтобы он по-прежнему оставался семейным достоянием. Разве могла она подумать, что Кэл уйдет из жизни раньше, чем она сама?

В его голосе я расслышала упрек и нервно сглотнула слюну, словно в том, что все так получилось, есть и моя вина.

– Да! Немного нелепо получается… Вы ведете разговор о фамильном доме Хейвардов со мной, в сущности, совершенно посторонним человеком.

Мистер Уильямс добродушно улыбнулся.

– Ну какая же вы посторонняя? Вы были женой Кэла. Уверен, он был бы только рад узнать, что родительский дом попал в хорошие руки. Ведь вы, если мне не изменяет память, к тому же еще и специалист в области старинной архитектуры.

Я почувствовала, что краснею.

– Вообще-то я всего лишь работала хранителем в небольшом музее в Мэне. Правда, я имею научную степень по истории архитектуры. Впрочем, из этого вовсе не следует, что я уж такой эксперт в чем бы то ни было.

Мистер Уильямс снова погладил рукой бумаги, лежавшие перед ним.

– И все же мы все здесь очень рады тому, что вы наконец приехали, и мы сможем прямо на месте уладить все формальности, связанные с оформлением наследства. Как я уже говорил вам по телефону, местное Историческое общество, которое занимается в том числе и изучением родословных жителей Бофорта, проявляет повышенный интерес к вашему дому. Они хотели бы приобрести его у вас, чтобы организовать на его базе музей архитектуры и домашнего быта. Но, разумеется, распоряжаться и самим домом, и его содержимым – это исключительно ваше право. Хотя я не сомневаюсь, что вы или кто-то в вашем ближайшем окружении вполне отдаете себе отчет в том, что этот дом не является простым объектом купли-продажи и его ценность не может быть измерена одними только деньгами.

– Я собираюсь жить в этом доме, – снова выпалила я невпопад довольно громким голосом, словно эта несуразная мысль только что пришла мне в голову. Но у меня между тем имелись вполне веские причины для такого скоропалительного решения. Я ушла с работы, продала свой дом и уехала из Мэна. Столько несчастий навалилось на меня за последнее время. Порой я сама удивляясь тому, как можно еще жить, постоянно барахтаясь в пучине отчаяния.

Мистер Уильямс снова откашлялся.

– Наверное, в нашем телефонном разговоре я не совсем полно обрисовал вам всю ситуацию. – Он замолчал, словно опасаясь, что может ненароком выболтать лишнее. Затем продолжил после минутной паузы: – Мисс Эдит жила затворницей. Не припомню, чтобы за два последних десятилетия кто-то из посторонних переступал порог ее дома. Я имею в виду, после того как отсюда уехал Кэл. Последний раз я видел мисс Эдит где-то за месяц до ее смерти. Она приходила ко мне, чтобы еще раз обговорить все подробности, связанные с завещанием. На тот момент она уже знала, что серьезно больна, а потому хотела оставить после себя полный порядок во всех бумагах.

Мистер Уильямс замолчал, видно, ожидая от меня какой-то реакции. Я слегка заерзала в кресле. Но я ведь уроженка Новой Англии, а у нас принято больше молчать, чем говорить.