Музыка тысячи Антарктид - [42]

— Это был наш первый балет, — подхватила Анастасия, и ее тонкие пальчики в белоснежной перчатке накрыли руку Лайонела. — Нам так понравилось, так понравилось!

Молодой человек поймал ревностный взгляд Виктории, брошенный на руку сестры, и покосился на балкон, где с видом оскорбленного достоинства сидела Анжелика со своим пауком в компании парочки высокопоставленных гостей. В главную ложу именинницы ее не пустили, но вольность одной из сестер она не могла не заметить. Кроваво-красные губы превратились в одну линию, спина неестественно выпрямилась, голова чуть наклонилась к пауку, перебиравшему лапами по обнаженному плечу.

— …и это стало своего рода традицией, каждый год мы ходили на «Щелкунчика» в день нашего рождения, самый лучший подарок, — щебетала Анастасия, не обращая внимания на то, что ее никто не слушает.

— Потише, дорогая! — мстительно потребовала Виктория, с такой силой обмахивая себя веером, что свечи в ближайших к ним серебряных канделябрах потухли.

«Не надо было с ними спать», — раскаялся Лайонел, наблюдая за тем, как черные паучьи лапы быстрее заскользили по шее Анжелики. Девушка медленно обернулась и гневно уставилась сперва на сестер, потом на Лайонела.

Анастасия сразу же вернула свою руку на место — к себе на колени и потупила глаза, Виктория спряталась за веер.

Когда девушка отвернулась, сестры, точно гусыни, одновременно вытянули к нему шеи, и Анастасия прошептала:

— Ходят слухи…

— Это лишь слухи, — не дал ей закончить Лайонел.

Именинницы разочарованно от него отпрянули, а на кроваво-красных губах хозяйки паука заиграла надменная улыбка.

Отодвинулась синяя бархатная портьера и в ложу бесшумно проскользнул одетый в черный костюм Вильям.

Сестры пренебрежительно кивнули ему на соседний диван.

— Мог бы и не приходить, десять минут до конца балета, — прошипела Виктория.

— Меньше, — фыркнула Анастасия.

Лайонел подмигнул брату, но тот с кислым выражением лица плюхнулся на диван и отвернулся как от сестер, так и от сцены, уставившись на голую стену.

— Невежда, — поморщила носик Виктория и, наклон нив голову так, что черные кудри скатились по хрупким белым плечам, заметила: — Трудно представить, что вы родные братья, какая-то насмешка судьбы!

Она еще что-то хотела добавить, но, поймав на себе холодный взгляд голубых глаз, резко осеклась.

До конца спектакля в главной ложе установилась тишина, а когда занавес на сцене опустился и стихли последние рукоплескания, уже у выхода Виктория спросила:

— Лайонел, как вам балет?

— Ненавижу «Щелкунчика», ничего личного, — обронил молодой человек и, ухватив за локоть брата, чтоб тот не сбежал, вышел с ним из ложи.

— Не боишься, что Виктория теперь с горя проглотит свой веер? — полюбопытствовал Вильям, устремляясь к винтовой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой.

— Нет, я боюсь другого…

— Чего же? — обернулся через плечо брат.

— Того, что у коз на соседней ферме при виде твоей недовольной физиономии молоко скиснет прямо в вымени.

— Рад, — криво усмехнулся Вильям, — впервые слышу, чтоб ты заботился о ком-то, кроме себя. Козы… Очень мило, продолжай в том же духе, возможно, этак лет через двести твоя забота коснется и простых людей.

Лайонел поравнялся с братом.

— Что, малышка Кэт тебе отказала? Сочувствую!

— Не твое дело, — рыкнул Вильям и кивком указал на второй этаж, где у лестницы встретились сестры Кондратьевы и Анжелика. — Разбирайся лучше со своими женщинами!

— Мои женщины разберутся сами, — Лайонел ухмыльнулся, — пусть выживет сильнейшая.

Они спустились в тускло освещенный зал без единого окна, с восьмью огромными колоннами и высоким потолком, расписанным библейскими сюжетами.

— Значит, эта рыжая кошка оказалась не так проста? — Лайонел потянул брата за колонну, где вдоль стены стояла софа. — Брось, Вил, мне-то ты можешь рассказать! Ну же! Она не увидела в тебе мужчину, который смог бы удовлетворить ее… — Он засмеялся и закончил: — …непомерные амбиции?!

— Что за бред ты несешь?! — рассердился Вильям. — Ты говоришь о Кате, не об Анжелике и даже не о сестрицах Кондратевых, помешанных на власти! Катя не такая… Она… она светлая!

— Я знаю, о ком говорю, — насмешливо возразил Лайонел.

Брат устало опустился на софу.

— У нее, кажется, есть другой…

— Другой? — напрягся Лайонел. — Как это?

— Дурак, что ли, — нахмурился брат, — не понимаешь, что такое «другой»? — Вильям неожиданно улыбнулся, на миг лицо его просветлело. — Ну конечно, в твоей-то жизни понятие «другой» не существует как таковое!

В зале стало шумно — спускались гости, поэтому Лайонел поторопил:

— Что за другой, почему ты так решил?

— Одногруппница ее сказала… И еще много чего сказала, во что я просто не могу поверить.

Кошачьей поступью подошла Анжелика, но Лайонел приказал ей:

— Оставь нас.

— Не пойму, — подозрительно сощурил зеленые глаза Вильям, — а чего это ты обеспокоился?

— Да так, ты позоришь меня, — соврал Лайонел, — мало того что тебя динамят девушки нашего круга, так еще простая девчонка дурит!

— Она меня не дурит! Просто… просто какое-то недоразумение. Я разберусь с этим!

— А соперника видел?

— Видел, — сморщился Вильям, — я мог голову дать на отсечение, что между ними ничего нет! Он лип к ней как… Тьфу, а она…