Музыка ночи - [35]

Она, казалось, поняла все с самой первой недели и начала действовать. Вместо того чтобы цыкать и укоризненно качать головой, она попыталась выяснить, что можно сделать. Флоренс учила его геометрии, потом тригонометрии, и за один год он усвоил все основы исчислений. Она выяснила, какие эксперименты по изучению погоды, биологии и ботаники он может проводить самостоятельно. Она приносила ему биографии великих ученых и мыслителей, которым, как и ему, не давал покоя собственный пытливый ум, и обеспечивала книгами о поэмах и мечтателях, философах и романистах всех времен. Флоренс говорила, что не имеет представления, куда заведут его собственные мозги, но единственным способом выяснить это было получение информации из всех областей знаний, пока что-то не щелкнет у него в голове.

Блю, изголодавшийся и по вниманию, и по знаниям, поглощал все, что она ему давала, и даже больше. В тот год он спал всего по три часа. Он читал, размышлял и экспериментировал. Флоренс научила его вести дневник, и он часто заполнял страницу за страницей своими наблюдениями и раздумьями. Она спасла его.

Последние четыре года ему не давала спать не жажда знаний. Он приходил сюда, скрываясь от демонов, которые терзали его ум, от привидений, которые преследовали его и выгоняли из дома, как предыдущей ночью. И пригнали сегодня. Те, которые пробудили в нем желание пойти в гостевой домик и лечь рядом с худой женщиной с непослушными волосами, позволив ее смеху окружить его, словно облаком. Какой у нее чудесный смех! Но он оставался здесь, с запрокинутой к небу головой, с кошкой на коленях и собакой под рукой. Он был умным человеком и знал, что мир иногда бывает жесток, но ему по всем меркам не везло с людьми просто катастрофически. Маркус иногда называл его Иовом — шутка, которая не смешила ни одного из них. Блю временами думал, что в прежней жизни он, должно быть, очень сильно насолил Господу или просто родился под несчастливой звездой.

Теперь Блю считал, что безопаснее жить легко и просто. Пока он не связывает себя слишком крепко с кем-нибудь, его жизнь вполне удачна. У него есть друзья и дом, работа и деньги, позволяющие заниматься всем, чем вздумается. Когда он начинает ощущать голод, то всегда находятся женщины, желающие согреть его постель на ночь или на неделю.

Но сейчас ему снова вспомнились слова Элли: от чего спасает стена? Он нахмурился. Последние несколько лет многие упрекали его за выпивку. Лэни прятала от него бутылку, когда считала, что он уж слишком злоупотребляет. Даже Маркус, который не отказывался от пива в субботу вечером и всегда любил пропустить стаканчик виски в конце рабочего дня, пару раз заметил, что, может быть, Блю пьет немного больше, чем надо. Но он никогда не обращал внимания на эти высказывания. Какая разница, что думает Элли? Она чужой человек, просто прохожая.

И все же его беспокоило, что она знала, когда он пьет во время их переписки по электронной почте, и считает, будто бы он прячется за этим. Но внезапная потеря Энни разбила его на части, разрушила его веру, его надежды, даже его способность во что-то верить. В такой боли жило безумие, которого Блю не пожелал бы никому, и он отчаянно с ним боролся.

Блю занялся экспериментами, вечными цветами, окунулся в строительство большой оранжереи, где смог бы точно, насколько это возможно, передать условия тропического леса в Центральной Америке. Он работал по десять, двенадцать, четырнадцать часов в сутки, наняв Маркуса в помощники и приглашая бригады для выполнения той работы, которую они не могли проделать вдвоем. Ночью он открывал бутылку бурбона и осушал ее, чтобы заснуть. Стена из работы и виски. Он возвел ее, чтобы выздороветь. Здесь скрывалась истинная правда. Он, оказывается, не в состоянии иметь дело с реальностью и пока не может повернуться лицом к жизни.

Неужели это так плохо? Ведь что-то вроде этого есть даже в Библии? Что вино надо давать горюющим или сохранять для бедных, чтобы они меньше сожалели о своей судьбе. Может быть. Он не помнит точно. Итак, сидя в темноте, он решил, что, наверное, цепляется за привычки, в которых уже не нуждается. Может, уже безопасно сломать стену и выйти навстречу настоящей жизни. Возможно, он попытается, просто чтобы увидеть. Пора. И даже приоткроет свое сердце, на чуть-чуть, чтобы понять, как это по-настоящему увлечься женщиной — не только сексуально, но полностью. Может, он поцелует ее и посмотрит, что получится.

Как будто читая его мысли, Пайкет ткнулась головой ему в подбородок, тихо мурлыча. Он улыбнулся и провел рукой по ее костлявой спине.

— Она тебе нравится, правда? — Блю взглянул на домик. — Мне тоже.

Что-то очень похожее на надежду шевельнулось в нем, освежающее и мягкое, как большой глоток холодной воды.

— И мне тоже, — повторил он.

Глава 8

Элли пару дней держала дистанцию, желая проявить твердость характера в отношении Блю Рейнарда и его шарма. Она водила старушку из салона красоты в чайную Тайлера, но интервью оказалось менее чем удовлетворительным. Миссис Портер в своих воспоминаниях только слегка коснулась Мейбл Бове, а потом заговорила о других событиях своего девичества. Но время Элли не было потрачено зря — она узнала массу деталей из жизни негритянки в 30-х, 40-х и 50-х годах и сможет потом использовать это, восстанавливая картину мира Мейбл. Элли с нетерпением ожидала возвращения Гвен Лейсер. А пока ее дни текли по установившемуся удобному руслу. Вечерами она писала. Раннее утро посвящалось исследованию, проводимому на чердаке Роузмэри, дневное время уделялось библиотеке. Часть его она посвящала тому, что делала заметки по материалу, которым снабдила ее миссис Нэнс, но в основном Элли разыскивала своего отца. То, что она обнаружила фото матери, придало этой задаче особую безотлагательность, и, проглядывая снимки из школьных ежегодников с 1966 по 1969 год, она ощущала нетерпеливое волнение.