Музыка любви - [65]

В уютном гнездышке в Педральбесе Массимо и Тита нежились в джакузи и строили радужные замки среди исступленно-страстных поцелуев и бурлящих струй гидромассажа.

— Обожаю тебя, чертовка...

— Любовь моя...

— Ты обещала, что будешь моей. — И Массимо направил мощный поток между бедер Титы, заставляя ее содрогаться от наслаждения. Они любили друг друга с первобытным неистовством, рыча и кусаясь, задыхаясь, захлебываясь криками, пока не замерли в блаженном изнеможении под прозрачным одеялом водяных пузырьков.

Андреу поджидал на улице в невзрачном «опеле», взятом напрокат. Он начал подозревать жену и хотел убедиться, что не ошибается. Тита Сарда изменилась за последние месяцы. Ее отлучки все учащались, и найти им более логичное объяснение, чем роман на стороне, было трудно. Физическое отчуждение, которое он раньше относил за счет периодов усталости, давно стало постоянным. У Андреу даже мелькала мысль поручить Гомесу проследить за ней, но у детектива и так набралось чересчур много информации, а это всегда чревато неприятностями. Поэтому сегодня, поддавшись внезапному импульсу, Андреу последовал за женой сам. Весь вечер он сидел в машине и, чтобы не тратить время зря, решал деловые вопросы по мобильному телефону. Отдавая распоряжение о покупке контрольного пакета акций компании, занимавшейся новыми технологиями (и которой, по его расчетам, светил головокружительный взлет), он наконец увидел Титу. В кожаном пальто, помахивая сумочкой от «Шанель», энергичной походкой она направлялась к своему BMW. Влажные волосы, улыбка сытой, довольной кошки. Он безошибочно перевел взгляд наверх: и действительно, мускулистый красавчик в белом банном халате посылал ей воздушные поцелуи из окна. Взяв бинокль, Андреу пригляделся к любовнику жены повнимательнее, и почему-то лицо парня показалось ему очень знакомым. «Шлюха», — процедил он сквозь зубы. Что ж, теперь у него есть доказательства, но торопиться с их предъявлением он не станет. Пусть роман развивается своим ходом, а он пока подготовит почву, делая вид, что ни сном ни духом ни о чем не подозревает... Важно заручиться страховкой на будущее. Тесть должен обо всем узнать, и Андреу еще подумает, как это лучше обставить.

Позже, не выдержав навалившегося одиночества, он отыскал старую записную книжку и позвонил одной из своих обворожительных и безотказных утешительниц. Они поужинали устрицами и омарами в изысканном ресторане над морем, затем с комфортом разместились в номере пятизвездочного отеля «Артс». Андреу уже открыл бутылку шампанского, чтобы отпраздновать ночь сладострастного разгула, но, когда девушка вышла из ванной в дорогих чулках с поясом и прозрачных трусиках, полученных от него же в подарок, он понял, что не может даже прикоснуться к ней. Перед глазами у него стоял образ Авроры.

Он заплатил девушке двойную цену, ласково с ней попрощался и ушел. Впервые он провел ночь не дома и не в отеле. Сегодня ночлегом ему служила старая квартира в квартале Борн, где окончил свои дни его отец и где всего несколько часов назад побывала Аврора Вильямари.

После смерти старого Дольгута он еще ни разу не переступал порог этого дома, и дом принял его с холодной отчужденностью. Андреу включил обогреватель, зажег свет, но, как он ни старался согреться, холод не желал уходить, вился вокруг него подобно чересчур назойливой хозяйке. В его бывшей комнате все осталось по-прежнему, если не считать толстого слоя пыли на мебели. Игрушечные солдатики, застывшие стройной шеренгой, школьные тетрадки, его фотокарточка с улыбающейся мамой в потемневшей серебряной рамке, любимые комиксы, стопкой сложенные на тумбочке... Кое-как он устроился на дряхлой узкой кровати и не заснул, пока не разобрал мысленно все ящики прошлого, бережно перекладывая одно воспоминание за другим. Только окончательно примирившись с собственным детством, он позволил себе забыться.

Сорок лет он не видел сны, и вот теперь они к нему вернулись. Его подсознание вольно бродило среди полузабытых образов — удовольствие, которого он не испытывал давным-давно, поскольку, уходя от родного очага завоевывать мир, оставил дома свою детскую невинность и ее незамысловатые фантазии. Сны будто бы все это время пылились под кроватью, брошенные хозяином за ненадобностью. Как изношенные до дыр старые ботинки, расползшиеся по швам и тихо скончавшиеся в уголке отверженного пространства, имя которому — «больше никогда». И вот по прошествии десятилетий на заре ему приснился обычный человеческий сон. Андреу словно слышал, как в комнату вошел отец и, думая, что он спит, обнял его. И это было хорошо. Старик обнимал усталого немолодого сына, добрые морщинистые руки гладили растрепанные волосы. И Андреу позволил себе раствориться в тихой отцовской ласке. Рояль молчал, не доносилось ни звука, вокруг был только ночной мрак и запах отца, надежного защитника, и теплая старческая ладонь на щеке.

Ровно в семь утра его разбудило неизменное радио в соседней квартире Кончиты Маредедеу. Андреу вышел в узкий коридор. В висках пульсировало похмелье воспоминаний. В гостиной пробившийся сквозь шторы лучик рассвета резал рояль надвое, окружая его таинственной игрой светотени. Андреу подошел к инструменту, думая об отце, Борхе и Авроре. Здесь еще недавно сидела женщина, отнявшая у него покой. Следуя за ее воображаемым жестом, он откинул крышку, чтобы погладить клавиши, и в лицо ему со сверхъестественной силой пахнул аромат роз. Это было не то пианино, которое он помнил с детства. Рояль излучал древнее, аристократическое благородство и, несмотря на свое увечье, сдержанно улыбался неполным комплектом зубов слоновой кости. Внезапно Андреу охватил страх, дрожащими руками он захлопнул инструмент. Благоуханный ветерок исчез.