Музыка горячей воды - [8]

Мы добрались до выхода, и Бернард меня заверил, что перейти тротуар и сесть в машину сможет сам. Между нею и бордюром оставался зазор.

Я обежал машину, чтоб сесть за руль, и тут услышал крик — и всплеск. Лило так, что мало не покажется. Я снова обогнул машину: Бернард умудрился упасть и застрять в канаве между машиной и тротуаром. Его заливало водой, он сидел, а по нему текло — окатывало ноги, плескалось о бока, и костыли беспомощно телепались в потоке.

— Нормально, — сказал он, — ты поезжай, а меня тут брось.

— Ох, блин, Барни.

— Я серьезно. Поезжай. Брось меня. Моя жена меня не любит.

— Она вам не жена, Барни. Вы в разводе.

— Бабушке своей рассказывай.

— Ладно, Барни, я вам сейчас помогу встать.

— Нет-нет. Все нормально. Уверяю тебя. Езжай. Напейся один.

Я поднял его, открыл дверцу и усадил на переднее сиденье. Он весь был очень, очень мокрый. На пол стекали ручьи. Затем я опять обогнул машину и сел сам. Барни отвинтил колпачок с мускателя, дернул, передал бутылку мне. Я тоже дернул. Потом завел машину и поехал, через ветровое стекло вглядываясь в струи дождя: искал бар, куда мы с ним могли бы зайти и не сблевнуть при виде вонючего писсуара.

Ты Лилли целовал

Вечером в среду. По телику ничего хорошего. Теодору 56. Его жене Маргарет 50. 20 лет женаты, детей не завели. Тед выключил свет. Оба в темноте растянулись на кровати.

— Ну что, — сказала Марджи, — ты меня что, на сон грядущий не поцелуешь?

Тед вздохнул и повернулся к ней. Слегка поцеловал.

— Ты это называешь поцелуем? Тед не ответил.

— Эта женщина в программе очень похожа на Лилли, правда?

— Не знаю.

— Знаешь.

— Слушай, только не начинай ничего — и ничего не будет.

— Ты просто не хочешь ничего обсуждать. Замкнулся в себе, и все. Будь же честен. Та женщина в программе похожа на Лилли, правда?

— Ладно. Кое-какое сходство было.

— И ты поэтому сразу подумал о Лилли?

— Ох господи…

— Не юли! Подумал?

— В какой-то миг — да…

— И тебе стало хорошо?

— Нет, послушай, Мардж, это же пять лет назад было!

— Разве время что-нибудь меняет?

— Я же тогда извинился.

— Извинился! А знаешь, каково мне было? А если б я так с каким-нибудь мужчиной? Как бы тогда было тебе?

— Не знаю. Сделай — и пойму.

— Вот, теперь ты еще и хамишь — Ну ничего себе!

— Мардж, мы это уже обсуждали четыреста или пятьсот раз.

— Когда ты занимался с Лилли любовью, ты целовал ее, как сейчас меня?

— Нет, наверное…

— А как тогда? Как?

— Боже, да прекрати же!

— Как?

— Ну… иначе.

— Как иначе?

— Ну, там была какая-то новизна. Я возбудился…

Мардж подскочила на кровати и заверещала. Потом умолкла.

— А когда ты меня целуешь, не возбуждаешься, так?

— Мы друг к другу привыкли.

— Но вот это и есть любовь: жить и расти вместе.

— Ладно.

— «Ладно»? Что значит «ладно»?

— В смысле — ты права.

— Ты от меня отмахиваешься. Тебе просто не хочется разговаривать. Вот ты живешь со мной уже столько лет. А почему?

— Сам не знаю. Люди привыкают — как к работе. Люди просто привыкают. Случается.

— То есть жить со мной — для тебя работа? Сейчас для тебя — это работа?

— На работу по часам ходишь.

— Ты опять! Мы серьезно говорим!

— Хорошо.

— «Хорошо»? Мерзкий осел! Ты сейчас уснешь!

— Марджи, ты чего от меня хочешь? Уже много лет прошло!

— Хорошо, я скажу тебе, чего я хочу! Я хочу, чтобы ты поцеловал меня так же, как Лилли! Чтобы ты выеб меня, как Лилли!

— Я так не могу…

— Почему это? Я тебя не возбуждаю, как Лилли? Потому что я не новая?

— Да Лилли я вообще уже не помню.

— Что-то да помнишь. Ладно, можешь не ебать! Но поцелуй меня так же, как Лилли целовал.

— Да господи боже мой, Марджи, прошу тебя, отвянь!

— Я хочу знать, почему все эти годы мы живем вместе! Я что, всю жизнь псу под хвост пустила?

— Все так делают — почти все.

— Пускают жизнь псу под хвост?

— По-моему, да.

— Если б ты только знал, как я тебя ненавижу!

— Хочешь развода?

— Хочу ли я развода? Боже мой, как ты спокоен] Ты мне всю жизнь к чертовой матери поломал, а сам спрашиваешь, хочу ли я развода! Мне пятьдесят лет! Я тебе всю жизнь отдала! Куда мне теперь?

— Хоть к черту на рога! Я устал тебя слушать. Устал от твоего гундежа.

— А если б я это с чужим мужчиной сделала?

— Ну и сделала бы. Жалко, что не сделала! Теодор закрыл глаза. Маргарет всхлипнула. На улице гавкнула собака. Кто-то заводил машину. Машина не заводилась. В городишке Иллинойса было 65 градусов[5]. Президент Соединенных Штатов — Джеймс Картер[6].

Теодор захрапел. Маргарет подошла к комоду, залезла в нижний ящик и достала пистолет. Револьвер 22-го калибра. Заряженный. И вернулась в постель к мужу.

Потрясла его:

— Тед, дорогой, ты храпишь… Потрясла еще раз.

— Что такое?.. — спросил Тед.

Она сняла револьвер с предохранителя, приставила дуло к его груди поближе к себе и нажала на спуск. Кровать дернулась, и Маргарет убрала револьвер от груди. Изо рта Теодора вырвался звук, будто он пукнул. Видать, ему не больно. В окно светила луна. Маргарет посмотрела: дырочка маленькая, крови не очень много. Она приставила револьвер к другой стороне груди. Опять нажала на крючок. Теперь муж не издал ни звука. Но еще дышал. Маргарет наблюдала за ним. Потекла кровь. Воняла ужасно.

Когда он умирал, она его почти любила. Но Лилли — стоило подумать о Лилли… об их с Тедом губах, обо всем остальном — и ей хотелось застрелить его снова… Тед всегда хорошо смотрелся в свитере под горло, и зеленое ему шло, а когда пердел в постели, всегда сначала отворачивался — на нее никогда не пердел. Работу редко пропускал. Завтра вот пропустит…