Музыка души - [49]

— А я думаю, что это значит, — сказал Клиф. — «Даю вам двадцать долларов со своим интересом»?

— То же самое, разве нет? И он сказал, что найдет нам еще работу. Ты прочитал контракт?

— А ты?

— Слишком мелко написано, — сказал Глод, но тут же просветлел лицом. — Зато написано до черта. Когда столько написано, контракт обязан быть хорошим.

— А Библиотекарь удрал, — сказал Клиф. — Разуукался как ненормальный и удрал.

— Ха! Ну что же, он пожалеет об этом чуть погодя. Чуть погодя люди будут спрашивать его, а он скажет — понимаете, я ушел чуть раньше, чем они стали знаменитыми.

— Он скажет «уук».

— Так или иначе, а над этим пианино теперь придется здорово потрудится.

— Да, — согласился Клиф. — Слушай, я знаю одного чувака, который собирает добро из кусочков. Он его починит.

Два доллара превратились в две порции Кормас с Ягнятиной и одну Уранитовую Виндалу в Садах Керри, сопровождаемые бутылкой вина, столь химического, что даже тролли могли его пить.

— А после этого, — сказал Глод, когда они уселись в ожидании заказа, — мы пойдем, поищем где остановиться.

— А что не так с твоим жильем? — спросил Клиф.

— Сквозняки. Там в стене дыра в форме пианино.

— Ты же сам ее прорубил.

— Ну и что?

— Хозяин не будет выступать?

— Конечно, будет. Для чего еще нужны хозяева? Так или иначе, а мы растем, чуваки. И я хочу прочувствовать это.

— Я думал, ты будешь счастлив, если тебе будут платить, — заметил Бадди.

— Верно. Верно. Но если мне будут платить много, я стану еще счастливее.

Гитара загудела. Бадди взял ее в руки и дернул струну.

Глод уронил нож.

— Она звучит как пианино! — воскликнул он.

— Я думаю, она может звучать как что угодно, — сказал Бадди. — А теперь она узнала про пианино.

— Магия, — сказал Клиф.

— Конечно, магия! — подтвердил Глод. — Я это всегда утверждал. Странная древняя вещь, обнаруженная в пыльной старой лавке ненастной ночью…

— Ночь не была ненастной, — сказал Клиф.

— Должна быть! Ну… хорошо, но ведь чуть-чуть моросило? В общем, ночь обязана быть слегка необыкновенной. Да я готов поспорить, если мы сейчас туда отправимся, мы не найдем лавку на месте. И это все вам докажет. Все знают, что вещи, приобретенные в исчезающих на следующий день лавках, страшно мистические… Вещи Фортуны. Должно быть, Фортуна улыбнулась нам.

— Что-то сделала с нами, — сказал Клиф. — Надеюсь, улыбнулась.

— И мистер Достабль сказал, что найдет нам завтра действительно необыкновенное место, где играть.

— Это хорошо, — сказал Бадди. — Мы должны играть.

— Правильно, — сказал Глод. — Мы играем и это правильно. Это наша работа.

— Люди должны слушать нашу музыку.

— Конечно, — Клиф выглядел озадаченным. — Точно. Безусловно. Это то, что мы хотим. Ну и немного денег…

— Мистер Достабль поможет нам, — сказал Глод, слишком захваченный происходящим, чтобы заметить металл в голосе Бадди. — Он, должно быть, очень преуспевающий. У него контора на Площади Сатор. Только шикарные дельцы могут себе это позволить.

Начинался новый день.

Он едва успел начаться, прежде чем Ридкулли пронесся сквозь росистый Университетский сад и забарабанил в двери Факультета Магии Высоких Энергий. Как правило, он избегал этого места. Не потому, что он не понимал, чем занимаются здесь молодые волшебники — скорее потому, что этого, по его глубокому подозрению, не понимали и они. Им, казалось, страшно нравилось выказывать все меньшую и меньшую определенность относительно чего угодно и заявлять за обедом: «Эгей, мы только что ниспровергли Листокабакову Теорию Чудейной Безосновательности! Изумительно!». Как будто тут было чем гордиться, за исключением огромной невоспитанности. И они постоянно трепались о расщеплении чарума, элементарной частицы магии. Ридкулли не видел в этом никакого смысла. Ну, раскокаете вы все на кусочки. И что в этом хорошего? Вселенная и без ваших тычков и пинков весьма скверно устроена.

Дверь открылась.

— О, это вы, Аркканцлер.

Ридкулли пошире распахнул дверь.

— Доброе утро, Стиббонс. Рад видеть тебя на ногах в такую рань.

Прудер Стиббонс, самый молодой из преподавателей, поморгал на небо.

— Что, уже утро? — спросил он.

Ридкулли проследовал мимо него в здание ФМВЭ. Для волшебника-традиционалиста это была неизведанная земля. Здесь не увидишь черепов и оплывших свечей; это необыкновенное помещение напоминало лабораторию алхимика, которую после неизбежного взрыва переделали под кузнечный цех. А мантия Стиббонса? Сообразной длины, она при этом была застирана до зеленовато-серого цвета, испещрена множеством карманов и пуговиц и с капюшоном, отороченным клочками кроличьего меха. Ни единого драгоценного камня, блестки или мистического символа. Только расплывшиеся пятна туши.

— Ты не выходил в город в последнее время? — спросил Ридкулли.

— Нет, сэр. Ааа… это обязательно? Я очень занят со своим устройством «Увеличь Это». Вы знаете, я вам его показывал [23].

— Верно, верно, — сказал Ридкулли, озираясь вокруг. — Кто-нибудь еще работает здесь?

— Ну… Я, и Ужасный Тец, и Сказз и Большой Псих Дронго, я дума…

Ридкулли заморгал.

— Кто они такие? — спросил он, и тут же из глубин памяти всплыл страшный ответ. Только представители крайне необычного вида могли носить имена вроде этих.