Музыка для мужика. История группы «Ленинград» - [20]
«Мат без электричества» обладал той редкой силой по-настоящему простой музыки, в которой нельзя услышать что-то «свое». Слышно было ровно то, что в ней заложено, не более. Она не оставляла простора для размышлений и интерпретаций. В довершение всего в «Ленинграде» напрочь отсутствовали юродство и «метафизика», всегда бывшие отличительной чертой местной алкогольной письменности и звукописи — от «Москвы — Петушков» до «Звуков Му». Шнур никак этот аспект не эксплуатировал. Ничего в духе «ангелы Господни, слышите ли вы меня» на альбоме не было, слава тем же ангелам. Все было просто, пусто и складно: «Я люблю пиво, я люблю водку, я люблю баб и жирную селедку, я не люблю твоих французских булок, я алкоголик, ебаный придурок». Лирика Шнурова была одновременно и физикой. В «Мате» с его ходовой лирикой и ходячими присказками, конечно же, клокотала низость, глупость и где-то даже мерзость. Зато энергия, которая выделялась от трения со всем вышеуказанным, шла строго снизу вверх. Причем достаточно высоко вверх. Если верить Честертону, то беззастенчивость — признак прогресса. В нашем случае он был налицо.
Сергей Шнуров
Кризис вообще пошел на пользу. Он всех поставил на место. И Тинькова приосанил. Это дало свободу. Все откололись, денег ни у кого не было, их больше никто не давал. И «Мат» в результате был записан мною за триста долларов в свободное от работы время. «Гала-рекордз» купила уже записанный альбом. Причем с ними мы очень сильно бодались по поводу концертного контракта. Я никогда его не хотел, но тогда это было общее место. Это означало, что ты должен играть не меньше шестидесяти концертов в год и до момента отбития какого-то невероятного (как будто кто-то во что-то вкладывался) ты получал тридцать процентов гонорара. В общем, наебалово.
Митя Борисов
После кризиса мы с Ицковичем уже не могли вообще ничего финансировать. Денег не было. Жили впроголодь.
Алина Крупнова
Я предложила помощь с организацией концертов, благо мне это было несложно. Серега с радостью согласился. Их еще никто не знал. Сейчас люди в этом ни за что не признаются, но тогда практически все, к кому я совалась с «Ленинградом», делали страшные лица и говорили: «Ну от тебя, Крупнова, мы не ожидали». И очень хотелось им показать, что на самом деле все не так. Был вялый издатель в виде «Гала-рекордз», который ничего не делал, и мы в результате все мутили сами. Потом появилась «Мистерия», и что было дальше, я не знаю. Мне был важен первый этап.
Денис Рубин
Первая официальная премьера без Вдовина — это был «Фиш-фабрик». Шнур пел неуверенно, странно, многие именно в тот день сказали: все, это уже не то, это загнется. Серега это тоже понимал и старался откреститься. В какой-то момент, если не ошибаюсь, они даже искали нового вокалиста. Слишком сильно было мнение старожилов, которые воспринимали «Ленинград» как такой хулиганский арт-проект. Для них «Пуля» была идеал.
Михаил Рябчиков
Я сильно удивился и огорчился, когда приехал на концерт в «Бедные люди» и увидел толпу каких-то незнакомых людей, практически гопников. Я подумал: ну бля… уже такие слушают группу «Ленинград». Почему-то мне было очень обидно. Они же что-то свое в этом понимают, совершенно другое. Они снимают самый простой первый слой, и им он по кайфу. Наверное, главная удача «Ленинграда» как раз заключается в том, что они многоуровневые.
Сергей Шнуров
Я не знаю, мне гопники на концерте не мешают. Вообще, плохо остаться такой группой для богемы. Это скучно и непонятно для чего нужно.
Алина Крупнова
Я помню, у них было два концерта подряд — пятница и суббота — в каком-то большом клубе в неблизком районе. Я посмотрела на зал и изумилась очень сильно. Переключка аудитории случилась очень быстро и резко — там были люди, которые частично пришли с концерта «Арии», а частично — с какой-нибудь попсовой девичьей группы. И им было отлично. Им было так же хорошо, как и мне.
Сергей Шнуров
А мы просто перестали быть богемной музыкой. В Москве вообще очень любят ретроспективизм. Если ты играешь какое-то ретро или цыганщину, то ты the best. Если это что-то оттуда, из детства, то это катит. А если ты делаешь актуальные вещи — извини.
Андрей «Андромедыч» Антоненко
«Ленинград» согласно первоначальной идее — это люди, которые не умеют играть ни на каких музыкальных инструментах. Их много. Все они очень пьяные. Правда, у них присутствует некоторый… культурный багаж.
Илья Бортнюк
Когда я увидел в первый раз, что Шнуров встал к микрофону, было очень странно. Потом стало понятно, что так даже лучше. Всегда выходит точнее, когда человек сам поет то, что сочиняет. Хотя Вдовин был вполне себе профессиональный певец, у него все-таки все шло в одну сторону — разухабисто-блатную. А Шнуров мог петь в разные стороны.
Денис «Кощей» Купцов
Мой любимый альбом «Ленинграда» — это второй. Сильнейшая заява на победу. Это притом, что в то время был вообще взрыв питерских групп. И «Король и Шут», и TequiUajazzz, и «Дельфины», и «Deadушки», куча всяких панк-рок-групп, да до фига всего было в принципе. Но кто собирал, скажем, «Спартак»? Это были «Ленинград», «АукцЫон» и «Спитфайр». Я помню, приходил устраивать концерты, и как раз оттуда выходил Серега с таким выражением лица, типа «как же вы все заебали». И он из них выжимал, и я, по очереди.
Максим Семеляк — музыкальный журналист и один из множества людей, чья жизненная траектория навсегда поменялась под действием песен «Гражданской обороны», — должен был приступить к работе над книгой вместе с Егором Летовым в 2008 году. Планам помешала смерть главного героя. За прошедшие 13 лет Летов стал, как и хотел, фольклорным персонажем, разойдясь на цитаты, лозунги и мемы: на его наследие претендуют люди самых разных политических взглядов и личных убеждений, его поклонникам нет числа, как и интерпретациям его песен.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.