Музы героев. По ту сторону великих перемен - [98]

Услада последних лет короля

Какого рода была эта близость, не возникла ли она как следствие благодарности к монархистке, сохранивший документ, переданный ей отцом? Вполне возможно, что эта бумага, столь компрометировавшая графа Прованского, сгорела в пламени дворцового камина. Поначалу король пожелал видеть графиню по средам. Далее он потребовал один раз в месяц общаться с ее детьми. Это чрезвычайно нравилось Зоэ, ибо давало ей законное право гордо заявлять:

— Я всем обязана моим детям.

Людовик начал писать ей письма, сначала каждый день, потом по нескольку раз в день. Ее визиты во дворец Тюильри стали более частыми и приобрели установленный распорядок: три раза в неделю, с 3 до 5 часов пополудни. Далее они превратились в ежедневные. Во дворце к ним вскоре привыкли, хотя, конечно, не обходилось без ядовитых шуточек. В особенности язвили придворные после того, как преклонных лет канцлер Камбрэ постучал в дверь го величества в тот момент, когда король ожидал прихода своей утешительницы. В ответ он услышал:

— Входите, Зоэ!

Зоэ была красива, в расцвете сил, остроумна, как истинная ученица мадам Кампан, она великолепно владела искусством светской беседы и сноровкой найти психологический подход к любому собеседнику. Графиня умела развлечь и отвлечь больного короля, но, самое главное, с величайшим терпением выслушивать его воспоминания о прошлом, зачастую сильно приукрашенные. Она проявляла исключительные внимание и нежность, в которой так нуждался этот давно овдовевший бездетный монарх. Его младший брат, граф д'Артуа, имел двух сыновей, которые относились к дядюшке с такой же леденящей вежливостью, как и их родитель. Сыновья были женаты, один, герцог Ангулемский — на Марии-Терезии, дочери казненной Марии-Антуанетты, второй, герцог Беррийский, — на принцессе Бурбон-Сицилийской, внучке королевы Неаполя Марии-Каролины. Король был очень внимателен к этим молодым женщинам и называл их своими дочерьми. После того как присутствие Зоэ во дворце превратилось в более или менее привычное явление, Людовик стал называть ее своей «третьей дочерью». Чопорная герцогиня Ангулемская, не желавшая возвышения Зоэ до своего уровня, не гнушалась вслух выражать свое недовольство женщиной, которой в молодости приписывали неоднократное нарушение супружеской верности. С герцогиней же Беррийской графиня дю Кайла подружилась, причем эти отношения сохранились на долгие времена. Она даже оказывала ей по просьбе Бурбонов некоторую помощь, когда та после восшествия на престол в 1830 году короля Луи-Филиппа Орлеанского пустилась в рискованную политическую авантюру. Любопытно, что сам граф д'Артуа, которому предстояло унаследовать трон после смерти Людовика, не стеснялся пользоваться влиянием фаворитки на брата и регулярно твердил ей:

— Не обращайте внимания на злословие других против вас и мирно наслаждайтесь благородным использованием того, что извлекаете из доверия и привязанности короля[74].

В одном Зоэ могла быть совершенно уверена: соперниц у нее нет. Она придерживалась крайне монархических взглядов и потому стала «эгерией ультрамонархистов». 13 февраля 1820 года бонапартист Лувель, одержимый манией искоренить династию Бурбонов, убил наследника престола герцога Беррийского. После этого Людовик лишился своих либеральных воззрений и перешел к авторитарному правлению. Зоэ способствовала падению некоторых государственных деятелей, таких как министр иностранных дел Ришелье, его последователь Шатобриан, назначению премьер-министром реакционера Вильеля, одобрению всякого рода реакционных законов. Когда слава о могуществе фаворитке разнеслась по городам и весям Франции, ее принялись заваливать кучами прошений об оказании всякого рода помощи, но Зоэ не ответила ни на одно из них. Осознавая, что Людовик не протянет долго, она стремилась поскорее обстряпать свои собственные делишки.

Постепенно король впал в апатию и беспрекословно соглашался на все, что внушала ему фаворитка. Ей был весьма признателен граф д'Артуа, поскольку отказ от либерализма формировал именно такое королевство, которое он желал получить в управление после смерти брата.

Из Тюильрийского дворца новости о пассии короля просочились в народ и моментально пробудили к жизни поток эротических карикатур и саркастических стишков, которые чернь распевала на манер частушек на всех углах. Откликнулся даже народный поэт Пьер-Жан Беранже. Он нарек фаворитку именем Октавия, которое никого не могло ввести в заблуждение, ибо стихотворец призывал ее «не подставлять розовые лепестки своих уст мертвым лобзаниям бессильного призрака». Карикатуры изображали Зоэ в непристойной позе, позволявшей королю брать понюшку табака с ее ягодиц. По немногим воспоминаниям современников «королевская понюшка» располагалась на грудях фаворитки. Как упоминал де Витроль, «король брал в своей табакерке щепотку табака, которую клал на грудях своей фаворитки, как вложил бы ее в сердцевину розы». В народе Зоэ немедленно снабдили кличкой «табакерка короля».

В 1823 году, когда король уже практически был прикован к креслу-каталке, маршал Кастеллане стал свидетелем весьма скабрезной сцены, которую с удовольствием пересказывал в близком кругу. Во время посещений Зоэ дверь плотно закрывалась. Маршал вдруг услышал в кабинете ужасный грохот, затем пронзительные крики и приказал лакеям и дежурным офицерам войти в помещение. Там они обнаружили, что кресло-каталка свалилось на упавшего навзничь короля, который, будучи не в состоянии подняться на ноги, похоронил под собой Зоэ. Тут следует упомянуть, что вес монарха в конце жизни превысил 100 килограммов.