Мужские союзы в дорийских городах-государствах (Спарта и Крит) - [12]

. В статье дается подробный обзор источников как литературных, так и эпиграфических. Гвардуччи отмечает ряд признаков, сближающих гетерию с таким общегреческим институтом, как фратрия. Вместе с тем она указывает, что гетерия в отличие от фратрии «лишена даже самых бледных следов гентильной окраски» и не имеет никаких связей с такими организациями, как род и племя [85]. Первоосновой гетерий, по мнению Гвардуччи, были товарищеские объединения первых дорийских поселенцев Крита, образованные в интересах взаимной защиты и поддержки (отсюда такая своеобразная их черта, сохранившаяся и в дальнейшем, как коллективные обеды - андрии)[86]. В целом отношение гетерии к фратрии в этой работе Гвардуччи рисуется еще не очень ясно [87].

В дальнейшем исследовательница постаралась сделать свою мысль более четкой. В статье 1937 г. «Институт фратрии в древней Греции»[88] она вступает в полемику с Г. де Санктисом, по мнению которого, критские гетерии следует рассматривать как наиболее древнюю разновидность фратрии, еще никак не связанную с родом и покоящуюся на чисто товарищеских отношениях (общности стола, ночлега, военной службы и т. д.)[89]. Фратрия обычного типа с ярко выраженной «гентильной окраской» появляется, согласно этой теории, лишь в сравнительно поздний период в связи с ростом могущества и влияния родовой знати. В противовес гипотезе де Санктиса Гвардуччи выдвигает, на наш взгляд, более вероятное предположение, согласно которому узы родства, первоначально связывавшие членов отдельных гетерий друг с другом, были забыты за время переселений и переосмысленны на новых местах как узы товарищества [90]. Таким образом, гетерия, в представлении Гвардуччи, есть ни что иное, как локальный критский вариант фратрии, своеобразие которого определялось спецификой местных исторических условий [91]. Эта интересная мысль, к сожалению, не получила своего дальнейшего развития ни в работах самой Гвардуччи, ни у других исследователей.

Немало внимания уделяет вопросу о гетериях и андриях также немецкий историк Э. Кирстен в своей диссертации «Остров Крит в V-IV вв. до н. э.»[92]. Эта работа представляет большой интерес содержащейся в ней разработкой конкретных вопросов по истории дорийского Крита. Однако, в конечных выводах, к которым приходит автор, чувствуется тлетворное влияние расистской «нордической» теории. Примером может служить раздел, посвященный сисситиям. В своей работе Кирстен проводит ряд интересных сопоставлений между аналогичными институтами городов Крита и Спарты, стремясь в каждом отдельном случае выявить их локальные особенности. Эти сопоставления убеждают его в том, что по своему характеру общества Спарты и Крита отнюдь не тождественны друг другу. Вопреки мнению Хазебрёка, они стоят на разных стадиях исторического развития. Если конституция критских полисов соответствует «неполитической, естественной общности (Gemeinschaft) воинов-граждан», то Спарта представляет уже более высокую «политическую» форму общества -государство (Staat) в собственном смысле этого слова [93]. В подтверждение этой гипотезы Кирстен ссылается на засвидетельствованные в источниках различия в организации спартанских и критских сисситий. Критские андрии, по его мнению, воплощают в себе древнейший тип этого общегреческого института, восходящий ко временам коллективного хозяйства кочевых племен, которые были предками дорийцев. Устойчивость этого типа сисситий на Крите Кирстен связывает с сохранившимися здесь формами общинного землевладения в виде государственной земли, обрабатываемой мноитами, и так называемых «клеров», к которым были прикреплены земли, находящиеся в частном пользовании граждан [94]. В идеале частная собственность на Крите вообще не существовала, существовала только «собственность общины»[95]. Кирстен, однако, указывает, что со временем, по мере развития, в критских полисах имущественного неравенства граждан сисситии должны были изменить свой первоначальный характер и из учреждения экономического стали политическим институтом, главной целью которого было создание «идеального политического равенства» всех граждан перед лицом их реального экономического неравенства [96]. В то же время Кирстен категорически отвергает возможность каких-либо реформ, которые могли бы путем искусственного вмешательства видоизменить институт сисситий и приспособить его к новым веяниям времени, создав на их основе «государственный социализм», по выражению Хазебрёка [97]. В целом, как полагает Кирстен, сохранение этого обычая в городах Крита определялось не какими-нибудь внешними обстоятельствами (например, угрозой со стороны рабов), а только «политической волей граждан к единству и равенству»[98]. Развивая далее эту мысль, Кирстен приходит к выводу, что государственный строй Спарты органически (то есть без скачков и взрывов) вырастает из состояния, подобного состоянию государственного строя Крита в V-IV вв. до н. э. В обоих случаях государство покоится на коллективном образе жизни граждан (Gemeinschaftsleben), хотя на Крите этот основной принцип был еще неосознан, тогда как Спарта уже поднялась до его осознания