Мужские игры - [2]

- Страдают! - все трое захохотали, оценив юмор ответа. Но сводить разговор к шуткам им явно не хотелось.

- Да, знаем, кто-то уехал, кто-то сел в тюрьму, - кивнул англичанин. - Ваше правительство объявило это реформами. Новая власть прикармливает новых людей. Отбирает у прежних, раздает верным. Что с этого стране? Нам, наконец?

- Только не говори, что выстраивается вертикаль власти, - предостерег Кахи.

Забелин, не собиравшийся говорить ничего подобного, лишь пожал плечом: похоже, эти трое начали прекрасно обходиться без него.

- Гитлер тоже выстраивал вертикаль, - Кавтадзе подбросил себе реплику, словно теннисный мяч при подаче, и теперь торопился эффектно ее "забить". - Поэтому когда я слышу об этой пресловутой вертикали, я хочу понять, для чего она. Если как каркас для свободного предпринимательства, чтобы столбить реформы, хорошо - покажи мне программу, разбей на этапы, обоснуй, где, что и за счет чего получим на выходе, подведи под нее законы, и - я ваш. Иначе... Вы уже заполучили "серый" парламент.

- То-то! А то - технологические новации, инвестиционный климат! - американец, раскрасневшийся от красного, подмигнул Забелину. - Называйте вещи своими именами - паралич власти!

- Да что вы все ломитесь в открытую дверь! - Забелин устал сдерживаться. - Или всерьез думаете, что, начитавшись собственных газет, знаете о положении в России лучше нас? Вы дотронулись до раскаленной сковороды, обожглись и - отскочили. А мы на ней крутимся!

Он расслышал укоризненное цоканье Кавтадзе, заметил озадаченные лица остальных. Извиняясь за горячность, приподнял ладонь. Но уже закусил удила.

- Другой страны у меня не будет. - Забелин в упор посмотрел на Кавтадзе, заставив того отвести взгляд. - Поэтому остается верить в лучшее. Верить и работать. Группа ученых и бизнесменов, в том числе и я, подготовила программу, которая, по нашему убеждению, способна решительно сдвинуть дело. Речь, наряду с прочим, идет как раз о промышленном внедрении эксклюзивных информационных технологий. Собеседники Забелина сокрушенно переглянулись, будто в палате больного, который фонтанирует планами, не подозревая о неизлечимости заболевания.

- Давайте выйдем на воздух, - миролюбиво предложил англичанин. - На палубе разливают кофе.

Он первым поднялся, подхватил под локоть Забелина.

- Вы в самом деле верите, что кто-то всерьез станет изучать ваш проект?

- Я твердо знаю одно. Ростки есть. И их немало. Хотя пока недостаточно. Должна накопиться некая критическая масса, которая вынудит правительство считаться с ней. Для этого каждый должен делать то, что от него зависит. Просто добросовестно делать свое дело.

Они вышли на палубу. Корабль подходил к устью, где Сиднейский залив сливался с Тихим океаном. Гид как раз показывал столпившейся группке на дома, построенные на гористом утесе:

- Самая дорогая земля в Австралии. Вон та желтая вилла - Мэла Гибсона, рядом, с колоннами, - дом Мердока. - Дорогой Алеша, - Кахи примирительно приобнял расстроенного товарища за плечо. - Не хочу тебя обижать. Но даже если предположить, что твой проект будет поддержан, для промышленного внедрения технологий нужны серьезные инновационные банки. Серьезные! Но где они? Ты же сам бывший вице-президент "Возрождения". Неужели история собственного банка тебя ничему не научила?

- История "Возрождения" как раз и научила меня, что во всяком деле нужно идти до конца. Успех может придти, может, нет. Но придет он только, если ты сам идешь до конца, - Забелин упрямо поджал губы. - До последней точки.

На утесе внезапно зазвонил колокол. Отдыхающие заинтересованно всполошились.

- А! Это... Во-он там, среди эвкалиптов, выглядывает вилла, - гид вытянул палец. - Недавно за бешеные деньги перекупил один российский олигарх. Сбежал чуть ли не накануне ареста.

Он напрягся, вспоминая фамилию. Не вспомнил:

- Вот и церквушку отстроил. Говорят, тоскует.

Забелин вслушивался в затухающие звуки, а в ушах у него все сильнее звучал совсем иной перезвон, далекого теперь девяносто восьмого года.

Год 1998.

Глава 1

Время новороссов

На заваленной мартовскими сугробами Варварке раззванивался церковный колокол. Озорной, непривычный в этих местах гул раздражал покоящиеся на соседнем холме гранитные здания, отгороженные от суетного мира знаками "Движение запрещено". Подле веселящейся церковки, по преданиям, поднимавшей Русь на Куликовскую битву, возвышались два прилегающих друг к другу здания. Дети одного отца-архитектора, но с разной судьбой. Слева от церкви стояло обильно потрепанное московскими снегопадами и наледью, в неопрятных желтоватых подтеках, хотя не схваченное еще необратимой разрухой, здание Минтяжмаша. А ближе к Солянке, из переулка, буквально выпирало на Славянскую площадь отдраенное, с золоченой лепниной здание, крышу которого венчала корона из витых букв - "Банк "Возрождение". Разбогатевшим купцом, неохотно допущенным в высшее общество, нависло оно над церковкой, будто родитель, обхвативший за плечи разыгравшегося малыша. Выпятив разукрашенную грудь, оно с вызовом косилось своими тонированными стеклами в сторону недоброжелательного Кремлевского холма.