Мужская логика - [4]

— Наверное…

Хотя магазин и располагался, вроде, в центральной части города, но оказался слишком удален от основных транспортных магистралей, поэтому случайные посетители забредали сюда редко. В основном, приезжали на машинах специально, чтоб закупить материалы оптом для всего ремонта. Поэтому иногда выпадали дни, когда они с Таней всю смену вынуждены были болтать о жизни и разгадывать кроссворды, в ожидании пары клиентов, за раз делавших дневную выручку. Такое тесное общение невольно приводило к тому, что, не являясь подругами в жизни, они знали друг о друге практически все от меню вчерашнего ужина до подробностей интимной жизни.

Сегодняшнее утро началось, можно сказать, бойко. Приехал какой-то „новый русский“, ничего не понимающий в строительстве и отделке, но снабженный длиннющим и подробнейшим списком. Чтоб обслужить его, по ходу подбирая замены и объясняя, почему предлагаемое ничуть не хуже, записанного у него, потребовалось не менее часа. И когда он, наконец, угомонился, отправившись на склад, грузить свою „Газель“, Маша устало уселась в черное крутящееся кресло и тупо вперила взгляд в экран монитора, по которому плавала стайка пестрых рыбок.

Мысли непроизвольно вернулись в прежнее, утреннее русло. Она снова вздохнула, в очередной раз пытаясь понять, какая кошка пробежала между ней и Костей.

Таня, подперев голову рукой, смотрела на нее долго и внимательно, потом не выдержала. Она вообще не умела подолгу молчать.

— Маш, слушай, а может, у него другая баба завелась? Ты ничего не замечала? Может, он стал приходить поздно или духами от него воняет?

— Ну да, — Маша усмехнулась, — или все рубашки в помаде… Тань, меня в данном случае не столько интересует, есть ли у него любовница, сколько то, как мне самой жить дальше. Понимаешь, мы с каждым днем становимся все более чужими. Я чувствую себя бесплатным приложением к газовой плите и стиральной машине.

— Так разведись с ним. Я, знаешь, когда с Сашкой развелась, прямо на крыльях себя почувствовала. А теперь, вот, Володьку встретила. Жизнь, она ж сама подсказывает решения, если их искать, конечно.

— Я не хочу с ним разводиться. Я люблю его. Да и уходить мне некуда, сама знаешь.

— Куда уходить, это мы найдем. А вот если любишь, дело, конечно, хуже. Значит, надо выяснить, что же с ним происходит, но готова поспорить, тут дело в другой бабе. Надо ее вычислить и разобраться с ней.

— „Разобраться“ — это как? — от Таниных наивных, но искренних попыток помочь, на душе стало легче. Маша даже рассмеялась: — Танька, фантазия у тебя, конечно, безграничная, но надо же реально смотреть на вещи…

— Я и смотрю реально…

— А реальность заключается в том, — продолжала Маша, не дав перебить себя, — что я стала ему неинтересна. Он не обижает меня открыто, не бьет, не устраивает пьяных демаршей, провоцируя разрыв, но я просто медленно и уверенно превращаюсь в мебель. У меня дервенеют ноги, и руки принимают вид подлокотников… — ей самой так понравился этот образ, что она замолчала, отчетливо представляя процесс собственного перевоплощения.

— Тяжелый случай…

Дверь распахнулась, и на пороге появился бородач в джинсовой рубашке.

— Привет, девчонки. А „Тиккурилла“ у вас есть?

— Есть, — Маша со вздохом поднялась и направилась к застекленному стенду.

Костя, наконец, осилил написание письма. Перечитал его и остался доволен. Для себя он кратко сформулировал его смысл следующим образом: „Вы все козлы, а мы в белом фраке. И не лезьте к нам больше со своими идиотскими претензиями“.

Посмотрел на часы. Время незаметно близилось к обеду.

Костя не мог себе позволить брать из дома всякие бутерброды, как делали остальные сотрудники. Ему почему-то казалось, что, если директор питается бутербродами, стыдливо закрываясь в кабинете, это говорит о полном упадке фирмы. Поэтому он всегда ходил обедать в кафе, расположенное на другой стороне улицы. Это выглядело совсем по западному и, кстати, оказалось гораздо дешевле, чем он предполагал изначально. Его уже знали все официантки и всегда накрывали его любимый столик у большого окна, выходившего на улицу. Он любил с некоторым пренебрежением взирать на людей, жующих на ходу чебуреки, понимая, что они не могут позволить себе ежедневно обедать в этом уютном полутемном зале.

— Вы на обед? — спросила Лена, стоявшая с чайником посреди комнаты, когда Костя показался из кабинета.

— Да, пора уже.

— А мы вот чайку. Не хотите?

— Кесарю кесарево, — Костя развел руками и пошел дальше. Игривый Ленин голос продолжал звенеть в ушах. Он подумал, каким бы ветреным и беспутным не являлось это существо, с ней гораздо веселее и приятнее, чем дома. По всем параметрам, включая внешность, ей, конечно, далеко до Машки, но как обрыдли эти разговоры про краски и обои, текущий кран и, вообще, вся рутинная бытовуха. Он представил конец рабочего дня, когда по уже сложившемуся ритуалу сначала в кабинет заглянет „бабуля“, чтоб попрощаться, потом войдет Юля, строгая и напряженная. Потупив глаза, она спросит, можно ли ей идти домой. Он, конечно, великодушно разрешит и добавит при этом, будто невзначай: „Да, а Лена пусть останется. Нам еще надо поработать“. На кого была рассчитана эта глупая конспирация, неизвестно, ведь все давно обо всем знали. Зато так получалось гораздо интереснее.