Мужики - [338]
Он говорил такие важные и неожиданные для них вещи, что они слушали не дыша, со смешанным чувством тревоги и радости, принимая каждое слово с сердечным трепетом. Ведь он открывал им рай, и глазам их представлялись уже несказанные чудеса, а души живила сладкая надежда.
— От вас зависит, будет так или нет. Это в вашей власти! — заключил Рох, порядком утомленный.
Луна спряталась за тучку, небо посерело, поля заволокло туманом. Тихо заговорил лес, и тревожно шуршали колосья, из окрестных деревень доносился лай собак. А мужики сидели молча, необычайно тихие, опьяненные тем, что слышали, такие торжественные, словно только что приняли великую присягу.
— Пора мне! — сказал Рох, вставая, и стал прощаться с каждым отдельно. Потом, помолясь на коленях, упал лицом на землю и заплакал, обнимая ее руками, как обнимают мать перед вечной разлукой.
Ягуся заплакала навзрыд, да и мужики украдкой утирали слезы.
Проводив его, они тотчас разошлись. В деревню возвращались только Антек и Ягуся, — остальные скрылись где-то около леса.
— Смотри никому не говори того, что слыхала, — сказал Антек после долгого молчания.
— Я с новостями по соседям не бегаю! — гневно огрызнулась Ягуся.
— А главное, чтобы войт, сохрани бог, не узнал! — продолжал он сурово.
Ягна, не отвечая, пошла быстрее, но Антек догнал ее и шел рядом, то и дело поглядывая на ее сердитое, заплаканное лицо.
Луна уже опять сияла над тополями, и они шли словно серебряной дорожкой, окаймленной причудливыми тенями деревьев. У Антека вдруг задрожало сердце, тоска раскрыла свои ненасытные объятия… Он придвинулся так близко, что, протянув руку, мог бы обнять Ягусю. Но он этого не сделал: не хватало смелости. Злое, презрительное молчание Ягуси удерживало его. И он только сказал резко:
— Ты так летишь, словно хочешь убежать от меня.
— Да, ты угадал. Увидит нас кто-нибудь — и опять сплетни пойдут.
— Или, может, спешишь к другому?
— А кто же мне запретит? Я вдова теперь.
— Недаром, видно, говорят в деревне, что ты метишь в экономки к одному ксендзу!
Ягна рванулась, как вихрь, и побежала от него. Из ее глаз жгучими потоками струились слезы.
XI
Уже местами люди выходили с серпами, кое-где на взгорьях и косы сверкали. В тех деревнях, где поля были расположены в низинах, еще только готовились к жатве, но и там она должна была начаться со дня на день.
И в Липцах через несколько дней после бегства Роха начались усиленные приготовления. Спешно приводили в порядок решетки телег, рассохшиеся телеги мочили в озере, убирали овины, и они везде стояли настежь открытыми, кое-где в тени скручивали из соломы перевясла, и почти у каждой избы мужики клепали косы. Бабы пекли хлеб, готовили еду на дни страды, и такая была суматоха, как бывает в деревне только перед большим праздником.
К тому же в Липцы съехалось много народу из других деревень, и на дорогах и у мельницы было шумно, как на ярмарке. Мужики приехали, чтобы смолоть зерно, но, как назло, воды было мало, на мельнице работал только один жернов, да и то еле-еле. Мужики терпеливо ждали своей очереди, каждому хотелось смолоть до жатвы.
Немало народу толпилось и у дома мельника — покупали муку, крупу разную, а то даже и готовый хлеб.
Мельник лежал больной, но все делалось по его указке. Он кричал жене, сидевшей во дворе под открытым окном:
— Репецким не давай в долг ни на грош — они своих коров водили к ксендзову быку, а не к нашему, так пускай же ксендз им и муку в долг отпустит!
И не помогали ни просьбы, ни жалобы. Напрасно мельничиха просила за самых бедных — мельник заартачился и ни одному из тех, кто водил корову к ксендзу, не позволил отпустить в долг ни фунта муки.
— Понравился им бык ксендза, так пусть его доят! — выкрикивал он.
Мельничиха, которой тоже что-то сегодня нездоровилось, заплаканная и с подвязанной щекой, только плечами пожимала и тайком от мужа не одному давала в долг, сколько могла.
Пришла Клембова и попросила полчетверти пшена.
— Если заплатите сейчас, так берите, а в долг не дам ни крупинки.
Клембова сильно огорчилась: она, конечно, пришла без денег.
— Томаш за ксендза горой стоит, так пусть у него и крупы просит!
Клембова обиделась и сказала запальчиво:
— Конечно, он за ксендза стоял и будет стоять, а у вас ноги его больше не будет!
— Невелика печаль, не заплачем! Попробуйте молоть в другом месте.
Клембова ушла озабоченная, потому что в доме не было ни гроша, и, наткнувшись на жену кузнеца, сидевшую у запертой кузницы, стала ей жаловаться на мельника и даже заплакала.
Но Магда сказала с усмешкой:
— Не горюйте, недолго ему царствовать!
— Да кто же справится с таким богачом?
— Как построят у него под самым носом ветряную мельницу, так шелковый станет!
Клембова и глаза вытаращила от удивления.
— Мой мельницу ставит. Сейчас только пошел с Матеушем в лес дерево выбирать. Будут ее строить на Подлесье, около креста.
— Ну, ну! Михал ветряную мельницу строит! Вот не думала, не гадала! А этому обдирале-мельнику так и надо, теперь спеси-то поубавится!
Повеселевшая Клембова быстро шла домой, но, увидев Ганку, стиравшую у избы, подошла к ней поделиться неожиданной новостью.
Антек, что-то мастеривший у телеги, услышал их разговор и сказал:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник рассказов лауреата Нобелевской премии 1924 года, классика польской литературы Владислава Реймонта вошли рассказы «Сука», «Смерть», «Томек Баран», «Справедливо» и «Однажды», повествующие о горькой жизни польских бедняков на рубеже XIX–XX веков. Предисловие Юрия Кагарлицкого.
Янка приезжает в Варшаву и поступает в театр, который кажется ей «греческим храмом». Она уверена, что встретит здесь людей, способных думать и говорить не «о хозяйстве, домашних хлопотах и погоде», а «о прогрессе человечества, идеалах, искусстве, поэзии», — людей, которые «воплощают в себе все движущие мир идеи». Однако постепенно, присматриваясь к актерам, она начинает видеть каких-то нравственных уродов — развратных, завистливых, истеричных, с пошлыми чувствами, с отсутствием каких-либо высших жизненных принципов и интересов.
Действие романа классика польской литературы лауреата Нобелевской премии Владислава Реймонта (1867–1925) «Земля обетованная» происходит в промышленной Лодзи во второй половине XIX в. Писатель рисует яркие картины быта и нравов польского общества, вступившего на путь капитализма. В центре сюжета — три друга Кароль Боровецкий, Макс Баум и Мориц Вельт, начинающие собственное дело — строительство текстильной фабрики. Вокруг этого и разворачиваются главные события романа, плетется интрига, в которую вовлекаются десятки персонажей: фабриканты, банкиры, купцы и перекупщики, инженеры, рабочие, конторщики, врачи, светские дамы и девицы на выданье.
Лауреат Нобелевской премии Владислав Реймонт показал жизнь великосветского общества Речи Посполитой в переломный момент ее истории. Летом 1793 года в Гродно знать устраивала роскошные балы, пикники, делала визиты, пускалась в любовные интриги. А на заседаниях сейма оформляла раздел белорусских территорий между Пруссией и Россией.
Продолжение романа «Комедиантка». Действие переносится на железнодорожную станцию Буковец. Местечко небольшое, но бойкое. Здесь господствуют те же законы, понятия, нравы, обычаи, что и в крупных центрах страны.
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.