Мужей много не бывает - [44]

— Ох, Белла, ну и натворила ты дел. Но по крайней мере, сейчас ты пытаешься все исправить. Ведь так?

Я смотрю ей в глаза, стараясь не показать гложущего меня страха и отчаяния. Вот Амели-то настоящая дока, когда надо что-нибудь исправить.

— Ты уверена, что не хочешь просто признаться во всем Филипу? — спрашивает она.

— Абсолютно, — с нажимом отвечаю я. Мысль о разговоре с глазу на глаз со Стиви пугает меня — каждый раз, когда я думаю об этом, у меня схватывает живот, — но это ощущение не идет ни в какое сравнение с тем ужасом, который охватывает меня, когда я размышляю о том, как буду объяснять все Филипу. Он никогда не простит меня. Я и сама не понимаю, как я смогла такое сделать. — Филип даже при игре в «Монополию» никогда не жульничает. Он никогда не возвращается к парковочному счетчику раньше, чем истечет положенное время. Он заранее посылает свою налоговую декларацию. Он бегом выбегает из дома, если вдруг забывает в срок вернуть DVD-диск в «Блокбастер».

Он не из тех, кто нарушает правила. — Я вздыхаю. — Он просто этого не поймет. Да и кому бы понравилось? Амели терпеливо кивает:

— Я знаю, но…

— Никаких но. Я сама заварила эту кашу, сама и буду расхлебывать. Я могу и должна все исправить.

Я осознаю, что выбрала рискованный вариант. Когда я сегодня вечером открою дверь гостям, Стиви испытает сильное потрясение. Надеюсь, он будет настолько ошарашен, что не сможет ничего сказать, — и будет молчать до тех пор, пока мне не удастся поговорить с ним наедине, — и тогда я попытаюсь убедить его держать язык за зубами. Я возвращаюсь к приготовлению ужина и нарезаю перец как только могу тонко. Все остальное я просто стираю из мыслей — в конце концов, в чем, в чем, а в этом я специалист.

Интересно, понравятся ли Стиви свежие лингвини с соусом «рокфор». Когда мы только познакомились, его рацион состоял исключительно из хрустящих оладушек «Финдус» с куриным вкусом и тушеной фасоли. Его кулинарные пристрастия не слишком усложнилось и к тому времени, когда я от него ушла. Я задумываюсь над тем, будет ли Стиви удивлен тем, что я теперь умею готовить и что у меня на кухне стоит шестиконфорочная «Ага». Или, может быть, он решит, что я сноб? Когда мы были вместе, это была самая уничижительная характеристика, которую мы только могли дать человеку.

Я качаю головой и отмахиваюсь от этой мысли.

Ну конечно, я не сноб. Уверена, что он будет рад, что у меня все хорошо, — или, по крайней мере, был бы рад, если бы мы встретились при иных обстоятельствах.

— Давай я помогу чем-нибудь, — говорит Филип, появляясь из погреба с бутылками вина в обеих руках. Две белого он ставит в холодильник, а одну красного откупоривает, чтобы вино могло дышать.

— Давай. Налей нам чего-нибудь выпить, — отвечаю я. Он смешивает мне джин с тоником, а Амели водку с клюквенным сиропом — наши любимые напитки.

— Ну и какой он, этот новый парень Лауры? — спрашивает он.

— Не имею ни малейшего понятия. Я его не видела, — поспешно отвечаю я.

— Ну, он, наверное, весьма хорош, раз мы так готовимся к его приходу. Устрицы, лингвини, шоколад и апельсиновое суфле. Да и ты, дорогая, выглядишь фантастически хорошо. Это новое платье?

Я краснею.

— Нет! Я его давным-давно купила, — вру я, в первый раз в жизни жалея о том, что Филип так внимателен ко мне. Сейчас мне вполне подошел бы один из тех мужчин, которые полагают, будто их жены носят шапку-невидимку.

По правде говоря, я очень постаралась для того, чтобы выглядеть на все сто. Обычно, когда друзья приходят к нам на ужин, я меняю футболку на блузку и в редких случаях надеваю чуть более приличные джинсы. Сегодня на мне черное платье до колен от «Дольче и Габбана». У него узкий верх, очень узкие бретельки и нет рукавов. Шнуровка на спине придает ему сдержанные обертоны доминирующей госпожи и сельской пастушки. Я знаю, что выгляжу здорово. И я хочу так выглядеть — но не позволяю себе думать о том, почему.

— Вроде бы он ничего. Лаура с ним очень счастлива, — говорит Амели.

— Ты его видела? — спрашивает Филип.

— Буквально мельком. Я как-то сидела с Эдди, и они вместе пришли забрать его, — невозмутимо говорит она.

— Так ты его видела? — Я не могу скрыть изумление. — Ты не говорила.

Я смотрю на нее с возмущением, но она и бровью не ведет. Она спокойно говорит:

— Разве? Наверное, просто из головы вылетело. Ничего в общем-то не произошло, но я чувствую себя преданной. Против воли я думаю, что Амели хочет преподать мне урок. Мне стоит большого труда сдержаться и не заорать, что я и так чертовски хорошо понимаю, что совершила ошибку, — и не надо мне ни на что указывать пальцем! Но тут, спасая нас обеих, звенит дверной звонок.

— Черт! Они рано. — Я швыряю на стол нож, которым резала зеленый лук, срываю с себя фартук и смотрюсь в алюминиевую дверцу холодильника, чтобы удостовериться, что с моим внешним видом все в порядке.

— Белла, не стоит так паниковать. Я их встречу, — говорит Филип.

— Нет, я! — говорю я, отодвигаю его в сторону и бегу к двери; хотя «бегу» — это, наверное, сильно сказано: когда на ногах у тебя туфли на трехдюймовых шпильках, особенно не разгонишься.