Мужчина, женщина, ребенок - [25]

Когда он скрылся из виду, Шейла произнесла нечто, что окончательно сразило ее мужа:

— Какой умница.

Они неторопливо пили кофе в столовой.

— Что нового в Кембридже? — поинтересовался Роберт.

— Ничего. Жарко и нудно. На центральной площади толкутся студенты, приехавшие на летние курсы.

Диалог продвигался на редкость неестественно.

— Видела кого-нибудь?

— Да, — отозвалась Шейла. И, чтобы не дать разговору потухнуть, добавила: — Марго.

— Как она поживает? — поинтересовался Роберт, мысленно задаваясь вопросом, была ли Шейла столь же откровенной с подругой, как он с Берни.

— Как всегда.

— Никаких новых увлечений?

— Нет. Только галерея. И я бы не сказала, что они с Хэлом несчастливы.

— Вряд ли тут есть чему особенно радоваться. Не чувствовать себя несчастным не совсем соответствует моему понятию об идеальном браке.

— Дай Марго время. Она еще только учится.

— По-моему, чего-чего, а практики ей хватает.

— Не ехидничай.

— Извини.

Они молча допили кофе. Роберт теперь не сомневался, что она все рассказала Марго. Разговор возобновился. Они обменивались ничего не значащими словами, словно лениво перебрасывались мячами через сетку.

— Что-нибудь интересное сегодня было? — спросила Шейла.

— Ничего особенного. Мы с Берни бегали. Да, звонил Луи Венарг.

— Ну как, он чего-нибудь добился?

— Пока нет. Просто хотел узнать, как поживает Жан-Клод. Они разговаривали минут десять, не меньше.

— По-моему, он вполне адаптировался.

— По-моему, тоже. Славный парень, — как бы вопросительно заметил Роберт.

— Да, вполне.

И тут его вдруг осенило. Это же типичный разговор несчастливых супругов.

Даже во время каникул для детей Беквитов оставался нерушимый закон — в десять часов гасить свет. Джесси и Паула, вдоволь настряпавшись и насмотревшись телевизор, с удовольствием пошли спать. Уложив их, Шейла возвратилась в спальню.

— Ну как ребята? — спросил он.

— Девочки в объятиях Морфея. А Жан-Клод еще читает.

— В постели?

— Да, дверь в его комнату была открыта.

— Я сегодня очень по тебе скучал, — шепотом проговорил Роберт. Шейла причесывалась, сидя к нему спиной.

— Ты слышишь, милая, что я сказал?

— Да, — не оборачиваясь, ответила она.

— Я… я не хочу, чтобы мы вели себя как чужие.

— Я тоже, — еле слышно отозвалась она.

— Неужели так будет всегда? — с мольбой в голосе спросил Роберт. Она обернулась к нему, сказала:

— Надеюсь, что нет, — и пошла к двери.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Роберт, пытаясь предвосхитить ее намерения. — я схожу вниз и принесу.

— Нет, спасибо, я просто хочу посмотреть, уснул ли мальчик. — И Шейла ушла, оставив мужа наедине с его сомнениями.

В комнате Жан-Клода все еще горел свет. Шейла на цыпочках прошла по коридору и остановилась у его двери.

Мальчик уснул за чтением. На груди у него лежала «Всемирная история». Шейла посмотрела на него. Ничто не может вызвать большую нежность, чем вид спящего ребенка.

А Шейла вовсе не питала к нему недобрых чувств. Весь долгий путь от Кембриджа до Кейп-Коде она, сидя за рулем, ввела диалог сама с собой и пришла к твердому выводу, что ребенок ни в чем не виноват. Весь ее гнев (а видит бог, он более чем оправдан) должен распространяться только на мужа. Жан-Клод к этому ни малейшего отношения не имеет. Ни малейшего.

Она смотрела на спящего мальчика. Темные волосы упали ему на лоб. Следует водворить их на место? Нет, он может проснуться, и испугаться, очутившись среди чужих вещей вдали от родного дома. А сейчас перед ней был просто девятилетний мальчик, который ровно дышал под одеялом и раскрытой книгой.

А что. Если вдруг ему привидится страшный сон, и он проснется в поисках безвозвратно потерянного родного человека? Кого он тогда позовет на помощь?

Ты можешь придти ко мне, мысленно сказала ему Шейла. Я постараюсь тебя утешить, Жан-Клод. Надеюсь, ты не почувствуешь с моей стороны холод. Я люблю тебя. Правда, люблю.

До этой минуты взор ее был сосредоточен на маленькой фигурке, лежавшей в постели. Приблизившись к кровати, чтобы потушить лампу, она случайно взглянула на ночной столик. И окаменела. Вся ее нежность вместе с кровью застыла у нее в жилах.

Возле подушки Жан-Клода стояла фотография в серебряной рамке. Снимок был сделан несколько месяцев назад, не больше. Жан-Клод сидел в ресторане на открытом воздухе и улыбался молодой женщине. Прелестная женщина с волосами цвета воронова крыла, в блузке с глубоким вырезом отвечала ему улыбкой.

Это была она. И она была красива. Очень красива.

Жан-Клод, видимо, доставал эту фотографию только по ночам.

Шейла повернулась и ушла, не потушив свет.

— Он спит? — спросил Роберт.

— Да, — ответила Шейла.

— Шейла, — ласково промолвил Роберт. — Мы преодолеем это вместе.

Она не смогла ничего ответить.

— Я люблю тебя, Шейла. Нет ничего важнее на всем этом гнусном свете.

Она не отозвалась.

Она хотела ему верить. Но больше не могла.

15

На следующее утро Роберт проснулся раньше Шейлы. Комнату заливало солнце. День был великолепный. Он глянул на спящую жену и подумал: как мне заставить ее улыбнуться? Он спустился на кухню, сварил кофе и принес ей наверх.

— О, спасибо, — сонным голосом (и почти с улыбкой) пробормотала она.

Он присел на краешек кровати.