Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека - [48]

— Мне незачем перед вами оправдываться. Да, переоценил свои силы. Считал, что днем работать, а вечером учиться — сущие пустяки. Но тут требуется крепкое нутро. С первого захода выдержал три недели, по второму — полгода.

— Знаю, все знаю, сам, работая на «Электроне», заканчивал институт. И тогда не разъезжал в машине.

— Сколько вам было лет?

— Двадцать четыре.

— А мне в ту пору было всего семнадцать. Самый что ни на есть телячий возраст. О двух армейских годах совсем не жалею. Вернувшись на гражданку, без особого дрожания в коленках закончил среднюю школу.

— И считаете, многого достигли!

— До вершин, конечно, далековато. Но пока все идет по плану, по графику.

— Вот это уже лучше, — сказал Турлав, примирительно усмехнувшись. — А вам бы не хотелось поработать в конструкторском бюро?

— Нет, — ответил Тенис и двинулся так, что под ним хрустнули пружины.

— А если бы я предложил?

— Спасибо за любезность. Но я уже сказал: у меня свои планы.

— Ну и прекрасно, не имею ни малейшего желания их расстраивать. Желаю вам всяческих успехов. Вам и, разумеется, Вите. Где собираетесь жить?

— В комнате деда. Не фонтан, как говорится, но для начала сойдет.

Турлав сел на кровати.

— Я не видел комнаты старого Бариня. Но я бы, на вашем месте, подумал о Витиной комнате. Начать с того, к работе поближе, к тому же… — Турлав запнулся, помолчал. — К тому же в будущем могут произойти кое-какие перемены. Есть, к примеру, одна старушка с удобной квартирой в центре. Возможно, она и согласится на обмен…

Это предложение как-то само собой выскочило, раньше Турлаву никогда не приходила в голову такая мысль. Но сейчас это было и не столь важно, не мог же он сказать, что он в этой квартире уже не жилец. Обмен произойдет так или иначе. Почему бы нет? Очень даже естественно, если вместо него там останется Тенис. Возьмет на себя заботу о центральном отоплении. И вообще…

— У Виты комната большая и светлая.

— Все не так просто. С этим, мне кажется, связана масса неудобств.

— Неудобств — для кого?

— Для всех. Для вас, для меня.

— Отчего же?

— Я вас мало знаю. Вернее, знаю лишь со слов Виты.

— Так какие же могут быть неудобства?

— Как вам сказать. Когда человек привык, чтобы остальные считались только с ним… — Тенис замолчал. — Я хочу сказать: с его…

— Говорите, не стесняйтесь. Чтобы считались только с его капризами, это вы хотели сказать?

— Я хотел сказать: с его желаниями.

Турлав почему-то подумал, что сейчас и Тенис сядет на постели, но тот даже не шевельнулся. В темноте белели его заложенные за голову руки.

Турлав, стараясь отыскать удобную позу, вертелся так и сяк, потом взбил подушку и лег, повернувшись к Тенису спиной. Продолжать разговор не имело смысла. Переутомился он, нервы стали сдавать. Кипятится из-за пустяков. А может, он вообще не приспособлен к таким разговорам? Тенис прав. Но мнения Виты просто ошеломительны. Неужели же Вита так плохо его знает? Тенису удивляться не приходится. Жизни не знает, дальше своего носа не видит, а собирается мир перевернуть. Заносчивый и упрямый — только тронь его. И все же…

— Спокойной ночи, — проворчал Турлав.

— Сладких нам снов, — отозвался Тенис. — Кто спит, тот не грешит.

Пребывание Вилде-Межниеце в Муставе было совсем коротким: селекционер Лепп, почетный член французского общества садоводов по секции роз, он же член Королевского общества садоводов Великобритании, самым досадливым образом слег с воспалением легких и был увезен на лечение в Тарту.

И всю обратную дорогу сияло солнце. Настроение у всех было приподнятое. Тенис рассказывал уморительные истории, Вилде-Межниеце расспрашивала Виту о стипендиях, академическом хоре «Ювентус» и студенческих строительных отрядах.

По пути заехали на самую высокую гору Эстонии — Мунамеги, поднялись на башню, чем-то похожую на маяк, откуда можно было полюбоваться открывавшейся панорамой. Целый час Вилде-Межниеце дулась после того, как Турлав вздумал ее уговаривать не подниматься выше средней платформы. За обедом в Апе обиды были прощены и забыты.

Подмораживало, но в машине казалось, что за окнами по-весеннему тепло. Ближе к вечеру горизонт стал хмуриться, заходящее солнце окрасилось в цвет запрещающих дорожных знаков.

Последний отрезок пути от горы Баложу ехали молча. Вита заснула на плече у Тениса. Вилде-Межниеце задумчиво смотрела на мигавший огнями город.

— Вита, проснись, — сказал Тенис, шлепнув ладонью по какому-то мягкому месту.

Машина остановилась у парадной двери дома Вилде-Межниеце.

— Урр, — спросонья замурлыкала Вита, — теперь там у меня останется синяк.

— Спасибо за компанию, — сказал Тенис.

— Даже вылезать не хочется, — сказала Вита.

Все же вышла первой. Потом вылез Тенис. За ним Турлав. Последней — старая дама. Но не ушла, осталась стоять у машины.

— У вас что-нибудь в багажнике? — спросил Турлав.

— Нет, все мое со мной. Благодарю вас. Прекрасная поездка.

Она протянула Турлаву руку, еще раз его поблагодарила, что уже само по себе было делом неслыханным. И, как всегда, смотрела Турлаву в лоб.

— Рад, что вы остались довольны, — проговорил Турлав с легкой усмешкой; он и в самом деле был рад, что все сложилось так удачно. Вилде-Межниеце тоже усмехнулась, однако ее темные глаза были серьезны.