Муж, жена и сатана - [34]

Однако, чтобы окончательно уже отбросить всяческую глупость, никак не дававшую Аделине Юрьевне сосредоточиться и вернуться в состояние, привычное для субботнего утра, с его расслабленным лежанием в ванне, неспешным завтраком чуть выше допустимых калорий и медитативным кофепитием на кухне в славном одиночестве… — чтобы ко всему этому приступить, наконец, пока Лёвки нет дома, Адка, отдав должное юмору и филологическим изыскам неведомого автора, тему эту решила закрыть и оставить до возвращения мужа, чтобы вместе потом посмеяться чьей-то дурацкой выходке. Она развернулась к двери на стуле-вертушке, повела затекшей шеей влево-вправо, потянулась корпусом, изогнув спину до хруста в центре позвоночника, и не слишком отчетливо, да и не так громко, как было прошено в письме, ленивым голосом протянула:

— Ну, допустим, чет-ы-ре… И что дальше?

А дальше — случилось. Произошло то, чего Аделина Юрьевна Гуглицкая, урожденная княгиня Урусова, совершенно не ожидала. Ручка, та самая помойная дверная ручка на двери спальни, внезапно опустилась и поднялась. Ровно четыре раза. И все затихло…

Ада оставалась сидеть, где сидела, однако почувствовала вдруг, как сиденье под ней против ее воли начинает делать непроизвольный поворот влево. Или нет, вправо — она даже не смогла сразу сообразить, куда. Как и остального всего не понимала вообще — что, собственно, происходит. Ручка — и она это видела своими глазами — совершила четырехкратное опускание сразу вслед за тем, как она отдала этот дурацкий приказ!

— Стоп… стоп… стоп… — внезапно пробормотала она, обращая эти невольно выдавленные гортанью слова то ли к себе самой, то ли неизвестно к кому, кто, вероятно, находился сейчас рядом. Она тряхнула головой, пытаясь сбросить оцепенение, и тут же, смастерив на лице кривую улыбочку, запустила в воздушное пространство следующее предложение к незваным темным силам:

— Ну, хорошо, а если, скажем, восемь? Слабо́?

Как и в предыдущий раз, в этом случае слабо́ так же не оказалось. Чугунная дверная ручка, очищенная Лёвкой от ржавчины и отдраенная чуть не до блеска, отсчитала ровно восемь последовательных подъемов-опусканий, не нарушив правильности счета и окончательно замерев после восьмого раза.

Аделина молчала. Умолк и Череп, бесшумно уползший к себе на коврик сразу после того, как ручка начала вести себя, не согласуясь с природой вещей. И Гоголя не было слышно. Начиная с самого утра, он еще ни разу не дал о себе знать. Лишь Прасковья вяло погромыхивала на кухне предстоящим завтраком.

Ада продолжала безмолвствовать, тупо уставившись на ручку. Она уже знала — и знание это шло от спины, от самой середины хребта — что с этой минуты жизнь ее больше не будет той, какой была прежде. Что сейчас… вот сейчас… произойдет то, чего происходить не должно, потому что так не бывает, но вне зависимости от ее мнения все равно случится. С ней, с чертовой княгиней Урусовой.

Ее снова кольнуло в позвонок. На этот раз сильней, чем было до этого, — будто середину позвоночника поддели снизу заточенным концом Лёвкиной алебарды и грубо нажали. Однако это не было болью в чистом виде, скорее это прежний холодок, успевший разом перерасти в чувствительный холод, сменился уже на что-то горячее и острое.

Чувство было неясным и тревожным. Резко возникшая у лодыжек мелкая отвратительная дрожь, пройдясь по икрам, начала стремительно перемещаться вверх, цепляя по пути кожу бедер, ладони рук, верх лопаток, шею. Достигнув лица, она задела левую щеку и заставила дважды дернуться правое веко. Ада дважды резко сжала и распустила кулаки. Сделала пару глубоких вдохов-выдохов, встряхнула кистями рук. И задала вопрос виновнику того, что происходило у нее на глазах:

— Вы здесь?

Прямого ответа не последовало. Ответом стало опускание ручки. Сразу же после ее слов. И чего-то подобного она уже ждала. Следующий вопрос был совсем идиотским. Но она задала и его.

— Простите, вы… вы Гоголь, что ли? Николай Васильевич? Я правильно понимаю ситуацию?

Тут же ручка отреагировала подобным образом. Ровно один раз.

Ада почувствовала, как и холод, и горячее принимаются медленно сползать с ее спины, утекая к голеням, от которых и началась неприятная дрожь.

— То есть, дух, разумеется, вы уж простите меня за это предположение. Дух ведь, верно?

Ручка, не отреагировав привычной методой, просто чуть качнулась и вернулась к неподвижному состоянию. Тогда Аделина задала следующий вопрос:

— Скажите, пожалуйста, а вы мне не снитесь, случайно? Быть может, это всего лишь мой странный сон такой? А вы заняли в нем место? Это возможно?

Она и сама уже знала, что это невозможно, потому что в этот момент, деликатно постучав в дверь в спальню, заглянула Прасковья и спросила.

— Аданька, кушать сделала вам с Лёвушкой. Идете иль ждать покамест?

— Лёва еще не вернулся, — ответила она, стараясь побыстрей выпроводить Прасковью. — Я не буду завтракать, его дождусь. Тогда уж мы вместе. Ты иди пока, Прасковья.

Та удивленно огляделась.

— Да? А мне почудилось, вы тут говорите с ним, Аданька. А его и нету? Совсем уж, стало быть, ум мой за разум заехал. Ну ладно тогда, простите дуру старую, пойду я.