Муж для княжны Волконской - [13]

— И еще я чую, — произнес он сильным голосом, — что мой гроб понесут на могучих плечах семеро высоких, как отец, и красивых, как мать, сыновей. С ними ты будешь, Наташа, вспоминать долгую и счастливую жизнь, которую мы прожили. Он спрыгнул с террасы, минуя ступеньки. Всеволод уже покраснел, как индюк, вот-вот лопнет, но Даниле не хотело с ним ссориться. Парень чистый, богатство и лакеи смолоду не испоганили душу. Правда, между ними пробежала черная кошка, но это сам Данила виноват — не сдержал язык. Постареет, научится обуздывать себя, а сейчас удаль прет из груди, сердце стучит сильно и смело. …До обеда он отбирал с сыновьями Васильева товар, помогая грузить на баркасы. Хотел было ехать с ними, но речники обещали отправиться послезавтра. Да и путь по воде против течения займет времени впятеро больше, чем на коне напрямик. К постоялому двору вернулся, когда солнце начало опускаться к закату. Жаркие лучи нагревали спину, рубашка на спине взмокла. Данила мерял взглядом расстояние от солнца до вершин сопки, прикидывая, когда обрушится темнота, успеет ли добраться до Новохатовки. Рискованно. Доберется впритык, а если хоть малость задержится в дороге, придется ночевать в лесу. В темноте и сам без головы останешься, и ноги поломаешь. Поколебавшись, решил выехать с утра. На постоялом дворе и кормят хорошо, и простыни чистые. И когда сердце радостно екнуло, понял, что весь день хитрил с собой, оттягивая момент отъезда, все надеялся увидеть еще разок золотоволосую Наталью, увидеть ее надменно вздернутый носик, гордую приподнятость скул, насмешливые умные глаза. Хмурый, пошел прямо в трактир. Поужинал в закрытой половине, молча поклялся, что выедет домой рано утром, когда город еще спит. Вышел, постоял у ворот, глядя на усыпанное звездами черное небо. Впереди, посреди двора, стоял крупный широкоплечий человек. Данила сделал несколько шагов, остановился, пото-

му что этот человек загораживал дорогу к крыльцу. Можно, конечно, обойти его, но человек явно знал, что Данила не обойдет, и Данила это тоже знал. Человек был массивный, широколицый. Голова вырастала прямо из широких плеч. Луна светила Даниле в лицо, скрывая лицо незнакомца.

— Это ты Ковалев, — услышал Данила резкий требовательный голос.

— Я, — ответил настороженно Данила.

— Торговец из Новохатовки? — уточнил незнакомец.

— Он самый. Он успел увидеть кулак, огромный, как отполированный речной валун. В голове с грохотом взорвалась бомба. Данила непроизвольно шагнул вперед, вто-' рой удар обрушился на его скулу. Колени подогнулись, но он удержался, попробовал закрыться, но чудовищные кулаки с легкостью пробивали защиту. Во рту резануло болью, почувствовал соленый вкус крови. Как в тумане, выбросил вперед руку, целясь в лицо огромного человека. Тот с неожиданной скоростью увернулся. Голова Данилы дернулась из стороны в сторону, когда незнакомец быстро ударил правой и сразу же левой. В глазах потемнело, Данила рухнул лицом вниз. Еще не успел удариться лицом о землю, как страшный удар ногой в живот буквально поднял его в воздух. Данила скрючился, хватая ртом воздух, увидел занесенную для второго удара ногу в огромном ботинке, но не смог ни уклониться, ни дернуться. В голове гремело, изо рта текла кровь, в животе и груди сплошная резкая невыносимая боль. Жесткие удары сыпались часто. Человек шагал за Данилой легко, бил жестоко и страшно, с каждым ударом перекатывая его тело по двору. Когда Данила начал терять сознание, удары прекратились. Он услышал тяжелое мощное дыхание и грубый голос:

— Слушай, дурак, если ты еще живой, конечно. Еще раз брякнешь, что женишься на ее светлости, убью. Здесь это делается просто. Понял? Не дожидаясь ответа, он повернулся, шагнул в темноту и растворился. Данила лежал, борясь с чернотой, которая наступала, гасила сознание. Изо рта и разбитых губ текла кровь, смешивалась с пылью. При каждом вздохе остро кололо в груди, сломаны ребра. Гудело в голове, резкая боль перекатывалась по всему телу. Когда он попробовал подогнуть ноги, остро полоснуло по каждой жилке, каждому нерву. Отдохнув, он рискнул подняться на ноги. В голове гудели колокола, но звезды уже перестали качаться, и луна зависла неподвижно. Морщась при каждом шаге, стиснув зубы, он кое-как пересек двор, вернулся в конюшню. Буян шарахнулся. Даже в полутьме Данила увидел, как расширились глаза коня, когда тот почувствовал запах свежей крови. Ноздри раздулись, затрепетали.

— Это я, — прошептал Данила. Голос его был слабый и сиплый, тоже разбитый. — Ты еще таким меня не видел. Пальцы его были в крови, на костяшках лохмотья кровоточащей кожи. Буян мелко вздрагивал, часто переступал передними копытами. Данила с огромным трудом оседлал, с третьей попытки кое– как залез в седло. Перед глазами качалось и плыло.

— Буян, милый, — попросил Данила шепотом, — пожалуйста, не сбрось меня сдуру. Иначе мне хана. Данила цеплялся за седло, его раскачивало. Избитое лицо начало вспухать, боль усиливалась. К рассвету будет как освежеванная туша. Даже кости будут ныть так, что пальцем шевельни — заорешь, как ни крепись. Потому и надо убраться отсюда поскорее, пока темно, чтобы не видели его стыда и позора. Хорошую работу кто-то сделал. Сам Волконский распорядился, защищая честь дочери? Конечно, такой власти у него нет, но тут город такой, что за бутылку водки забьют насмерть. А посули четверть — разорвут в клочья. Кажется, Битый говорил, что есть бродяги и беглые каторжники, которые в лесу прячутся вблизи города. Их вроде бы нанял Ворошило, но эти разбойники могут услужить любому, кто заплатит. Нет, скорее всего толстый братец. Аж побелел, когда услышал, что какой-то купчишка хочет жениться на его благородной сестре. Такой даже к принцу будет ревновать, души в ней не чает. К тому же ему проще, чем бате, договориться с бродягами. Он панибратствует с низами, заводит «друзей из народа», не замечает, что те втихомолку смеются над ним. …Данила поднял голову. Высокое крыльцо, массивные двери, двухэтажный кирпичный дом. Буян всегда чувствовал хозяина, но разве сейчас Данила хотел остановиться? Или все-таки хотел? С разбитой в кровь рожей, распухший и в синяках?