Музейный роман - [131]

Ева молча внимала, не перебивая и всё ещё не улавливая, к чему клонит Алабин. Она, конечно, могла неприметно коснуться его руки так, что он бы этого не заметил, и всмотреться в теперешние его мысли, в то, что так тревожило его сейчас и занимало. Но делать она этого не хотела, да и вряд ли позволила бы себе подобное. Он и так был для неё уже наполовину открытой книгой, другую же половину Ивáнова сознательно смотреть не желала. Это было бы нечестно. И, кроме того, Ева Александровна просто побаивалась столкнуться с тем не знаемым ею человеком, о котором она всего лишь догадывалась, но вглубь которого так ни разу хорошо и не заглянула. Её вполне устраивала первая часть романа с его непредсказуемой линией развития характеров и загадочно-открытым финалом.

Тем временем Лёва продолжал бурно изливать всё то — если выкинуть из головы всю эту темницкую гадость, — что надумалось и накипело в нём за последние пару дней. А надумалось настолько, что подступило к самому горлу и вот-вот уже готово было вытолкнуться наружу без скидки на любые сдерживающие факторы.

— Так вот смотри, я и думаю теперь, что мозг твой, Ева, конкретно твой и подобные таким, как у тебя, просто представляет собой квантовый компьютер в чистейшем варианте. А сознание твоё, милая, есть не что иное, как программное обеспечение, ты поняла?

— Пока не очень… — в сомнении покачала головой ведьма и вопросительно глянула на Льва Арсеньевича.

Тот же, ничуть не смущаясь, продолжал отчаянно настаивать на своём:

— Ну что же тут неясного? Я-то ведь понял, и ты теперь поймёшь, это легко, если всмотреться во Вселенную и представить себе её и нас. Одна — против мириад других существ, вполне себе материальных субстанций, кстати носителей информации, — это же так понятно. Так вот, хорошая моя, ты сама, вернее, душа твоя и есть прямой носитель информации, накопленной на квантовом уровне! И ты пойми же, пойми: квантовая информация не может уничтожаться, вообще, никогда, никем. Она просто сливается со Вселенной и уже существует в ней бесконечно долго. Всегда. Она и есть эта самая душа, которая всех так интересует!

— И что? — удивилась Ева. — И какой отсюда вывод?

— А вывод самый понятный, — тихо торжествуя, подбил итог своих рассуждений Алабин, — если человек воскресает, то душа его, то бишь эта самая информация, возвращается из космоса со всеми его воспоминаниями. Или же они живут в нём до поры до времени в ожидании момента, когда Вселенная даст им знак открыться. Как-то так…

— Очень увлекательно рассказал, — задумчиво потёрла переносицу белейшая из ведьм, — нет, на самом деле, ужасно любопытно это всё. Но только вот сижу я и думаю, как же мне, лично мне, Еве Ивáновой, использовать это новое знание в практическом переложении? Принудительно умереть, что ли, и снова вернуться? — И загадочно хмыкнула. — Боюсь, тебе это дорого станет, слишком много забот по упокоению сироты.

— Никому не надо умирать, — с прежней горячностью не согласился он, — просто придётся отъехать в недлинную командировку. Хочешь, назовём ее апостольской. Или, если не устраивает, исследовательской. На худой конец, пускай это будет… ну, скажем, проверка себя на прочность во время ознакомительного путешествия в собственное прошлое. И не беспокойся, всё путём, в успехе я уверен. Тут, кстати, совсем рядом наш портал, приехали.

От набережной пришлось идти пешком, поскольку дальше уже начиналась пешеходная зона. Так и дотопали до Лаврушинского.

— Ты меня в Третьяковку, что ли, ведёшь? — В недоумении Ева Александровна остановилась на полпути.

— Да, — коротко кивнул Алабин, — в неё. Так надо. Просто идём и пока молчим, хорошо?

Они дошли, разделись, и он сразу увлёк её на второй этаж, без задержек, будто строго отрабатывал некую хорошо известную одному ему программу. Когда пришли и остановились, Лёва взял её за руку и не без лёгкого торжества в голосе сообщил:

— Всё, мы на месте. Отсюда ты отправишься в путь.

— Это же зал Александра Ивáнова, — удивилась она, — я тут часто бываю. Любимое место.

— Вот именно! — с воодушевлением воскликнул Алабин. — И потому теперь слушай внимательно. Зайдёшь. Осмотришься. Для начала спросишь Николая Васильевича, он там наверняка будет. Скажешь ему, что ищешь, мол, Александра Андреевича. А уже как найдёшь того, всё ему расскажешь, желательно поподробней. Скажешь, так, мол, и так, я такая-то, оттуда-то, про дядю Сашу непременно упомяни, ну, насчёт того, что тоже художником был, что извечно почитал его как мастера и как родню… Ну, придумай сама, в конце концов, не мне же тебя, ведьму квантовую, уму-разуму учить.

— Лёва, я не вполне понимаю…

— Главное, путай их там всех посильней, чтоб собой заинтересовать. Про молнию эту расскажи, про речку, где всё это с мамой твоей случилось. Глядишь, дальше всё само разложится. Главное, не проговорись, что творение его не сразу приняли и оценили, а лишь годы спустя. Не то помрёт до времени и вся наша с тобой задумка гикнется. — Он финально развёл руки в стороны. — Ну а потом уже… будь что будет. — И чмокнул её в лоб. — Я тебя тут подожду, в зале. А это мне оставь, не то потеряешь. — Сказал и перехватил палку из её руки. — Всё, давай, милая, иди. — И улыбнулся вдогонку. — И веди себя так, чтобы мне не было за тебя стыдно.