Музейный роман - [109]
— Лет пять тому, — отозвался Лёва, — я его неплохо знал, кстати, художника этого. Ужасно жаль, хоть и пропойца был последний, и плохо от него пахло всегда.
— Есть что-нибудь? — продолжала настырничать неугомонная Ивáнова. — Я просто хочу понять, чего-нибудь, может, осталось по случайности? Предмет какой или носильное что-то. Возможно, случайный подарок от него.
— А что такое? — не понял Лёва. — Для чего тебе?
— А то! Мы его точно так же через вещь посмотрим. Через предмет из личной жизни. Он для тебя делал что-нибудь определённое? Я имею в виду, из того, что имеется в доме. Но только конкретно для тебя, не для передачи или продажи.
— Вещь? Надо подумать… — Он чуть напрягся и почесал в ухе. И тут же воскликнул: — А есть, слушай, есть же!
— Неси! — коротко распорядилась ведьма, и Алабин послушно поплёлся в спальню.
Это был его единственный персональный заказ даровитому алкашу из черкизовского подвала, выполненный тем за всё время их сотрудничества. Более того, денег он с Лёвы не взял, расстался с вещью за так, проявив неслыханную щедрость. Вероятно, на тот момент не иссякла ещё благодарность, случившаяся вдогонку к трём недурно оплаченным работам, какими последовательно накануне расплаты снабдил его Лёва.
Это был небольшой, размером с ладонь, не крупнее, овальный мамин портрет, сделанный с её фотографии. Об этом попросил отец, хотя и предпочитал, если что, обращаться не к сыну. Тут же был особый случай. Арсений Львович намеревался перевести портрет на керамику, как было принято в те годы, и, пускай с опозданием, укрепить её на могильном камне покойной жены. Но перевести — именно с портрета, а не с фото, что казалось ему непристойным. Лёва, конечно же, сделал. Заказал и получил отлично выполненную работу в цвете. На ней мама была настоящей, живой и теплокровной, — равно тому, как выглядела в жизни. Смотрела с портрета строго и чуть укоризненно, хотя подменную суровость её выдавала едва заметная улыбка, разлетевшаяся по кончикам тонких губ. Это было один-единственный раз, когда Лёва о чём-то просил отца, за все те годы, как они стали жить раздельно. Сообщил, что, мол, папа, я думаю, это не лучший вариант памяти о маме. Сказал, давай не будем уподобляться всякой пошлости и дурновкусию. А если желаешь, добавил, поменяем памятник, выбирай любой камень и размер, или же обновим ограду. Или всё, что угодно. Но так будет лучше, поверь.
Отец тогда согласился: знал, что Лев его в таком деле не промах. Что — дока, тонкач, интуит. И что не меньше, чем он, сын помнит о матери самой что ни на есть доброй и высокой памятью. И согласился.
Портрет же так и остался у Лёвы. И висел над письменным столом-бюро карельского корня, выделки конца девятнашки, великолепного образца начала ар-деко. Он называл его плюшкинским из-за того, что хранил в нем всё-превсё от самого мелкого до вполне среднего по ценности и размеру. Самое же самое предпочитал держать в доме отца, в собственной комнате, никем и ничем больше не занятой. Так ему было надежней думать о любом ценном имуществе в исключительно позитивных тонах.
Стол размещался в той же спальне, откуда он и притащил портретик, сняв его с крючка на стене. И положил перед гостьей, которую, к слову сказать, всё больше и больше переставал таковой ощущать. Будто сроднился. Было ощущение, что то ли воспитывались поблизости один от другого, то ли проснулся в нём и возобладал комплекс старшего брата, жалеющего и заботящегося о вечно обиженной младшенькой. С тем своим родственником-оппортунистом близнецового разлива подобного чувства не возникало никогда. Потому, наверное, что в этом неизбывном партнёрстве-конкуренции внешне неотличимых соперников-братьев не оставалось времени ни на внимательную заботу, ни на вдумчивую обходительность, ни на что-то ещё, пригодное к проявлению любой родственной ласки.
— Смотрим… — Она взяла портрет в руки и ещё какое-то время сидела, молча уставившись в него.
Лёва следил за её действом и никак не мог понять, куда именно направлен её взгляд. Казалось, она прожигала миниатюру насквозь, концентрированно, не задевая паспарту, но пронзая мамино лицо так, чтобы, оказавшись по другую сторону, полностью раствориться в задней картонной стенке. И уже вбирать своё ведьминское оттуда — впитывать, впитывать…
— Там был пожар, — на всякий случай предупредил её Алабин, — он в том пожаре погиб, художник мой.
— Я вижу… — подтвердила она его слова, не успев сомкнуть век. — Это убийство, — добавила тихо. — Сейчас посмотрю, кто они, те, кто пришли, убили и подожгли.
Лёва молчал, сказать было нечего. По крайней мере, до той поры, пока, натренировавшись в компании смотрительницы, он сам не станет ведьмаком или кем-то в этом роде.
— Поехали, Ев, — кивнул он ей и откинулся на спинку ар-нувошного диванчика. — Я, как всегда, молчу, так что не дёргайся, трудись на здоровье.
Предупреждение оказалось излишним, она уже была на месте.
— Трое их… Первым заходит высокий… — Внезапно она вздрогнула. — Ой, тоже серьга… стоп, это тот, который убивал Ираиду… точно… И те — они же, Серхио этот и третий, что колени ей сжимал… У последнего чемодан какой-то, старого вида, ободранный, с железными уголками, таких теперь не найти… Да, именно так, узнаю` его, отчётливо теперь вижу… Подвал какой-то, верней, полуподвал в пол-окна, всё зарешечено… но довольно обжитой… ну да, мастерская художника, ты говорил, похоже… И его вижу, работает… обернулся, вроде как равнодушно кивает, говорит, чтобы проходили, не топтались в дверях. Высокий проходит, двое у дверей… мужчина этот явно что-то чувствует, нехорошее, я вижу… он нервничает, не понимает, зачем они пришли втроем… Неплохо знает высокого, других видит впервые…
Три девушки работают на московской «точке». Каждая из них умело «разводит клиента» и одновременно отчаянно цепляется за надежду на «нормальную» жизнь. Используя собственное тело в качестве разменной монеты, они пытаются переиграть судьбу и обменять «договорную честность» на чудо за новым веселым поворотом…Экстремальная и шокирующая повесть известного писателя, сценариста, продюсера Григория Ряжского написана на документальном материале. Очередное издание приурочено к выходу фильма «Точка» на широкий экран.
Григорий Ряжский — известный российский писатель, сценарист и продюсер, лауреат высшей кинематографической премии «Ника» и академик…Его новый роман «Колония нескучного режима» — это классическая семейная сага, любимый жанр российских читателей.Полные неожиданных поворотов истории персонажей романа из удивительно разных по происхождению семей сплетаются волею крови и судьбы. Сколько испытаний и мучений, страсти и любви пришлось на долю героев, современников переломного XX века!Простые и сильные отношения родителей и детей, друзей, братьев и сестер, влюбленных и разлученных, гонимых и успешных подкупают искренностью и жизненной правдой.
Трехпрудный переулок в центре Москвы, дом № 22 – именно здесь разворачивается поразительный по своему размаху и глубине спектакль под названием «Дом образцового содержания».Зэк-академик и спившийся скульптор, вор в законе и кинооператор, архитектор и бандит – непростые жители населяют этот старомосковский дом. Непростые судьбы уготованы им автором и временем. Меняются эпохи, меняются герои, меняется и все происходящее вокруг. Кому-то суждена трагическая кончина, кто-то через страдания и лишения придет к Богу…Семейная сага, древнегреческая трагедия, современный триллер – совместив несовместимое, Григорий Ряжский написал грандиозную картину эволюции мира, эволюции общества, эволюции личности…Роман был номинирован на премию «Букер – Открытая Россия».
Роман-триллер, роман-фельетон, роман на грани буффонады и площадной трагикомедии. Доведенный до отчаяния смертью молодой беременной жены герой-писатель решает усыновить чужого ребенка. Успешная жизнь преуспевающего автора бестселлеров дает трещину: оставшись один, он начинает переоценивать собственную жизнь, испытывать судьбу на прочность. Наркотики, случайные женщины, неприятности с законом… Григорий Ряжский с присущей ему иронией и гротеском рисует картину современного общества, в котором творческие люди все чаще воспринимаются как питомцы зоопарка и выставлены на всеобщее посмешище.
Психологическая семейная сага Григория Ряжского «Четыре Любови» — чрезвычайно драматичное по накалу и захватывающее по сюжету повествование.В центре внимания — отношения между главным героем и четырьмя его женщинами, которых по воле судьбы или по воле случая всех звали Любовями: и мать Любовь Львовна, и первая жена Любаша, и вторая жена Люба, и приемная дочь Люба-маленькая…И с каждой из них у главного героя — своя связь, своя история, своя драма любви к Любови…
Милейшие супруги, Лев и Аделина Гуглицкие, коллекционер старинного оружия и преподаватель русской словесности, оказываются втянуты в цепь невероятных событий в результате посещения их московской квартиры незваным гостем. Кто же он — человек или призрак? А быть может, это просто чей-то расчетливый и неумный розыгрыш?В этой удивительно теплой семейной истории найдется место всему: любви, приключению, доброй улыбке, состраданию, печали и даже небольшому путешествию в прошлое.И как всегда — блестящий стиль, неизменное чувство юмора, присущее автору, его ироничный взгляд на мир подарят читателю немало чудесных моментов.
Обстоятельный и дотошный инспектор амстердамской полиции Ван дер Вальк расследует странное убийство домохозяйки («Ать-два!»). Героям известного автора детективов предстоят жестокие испытания, прежде чем справедливость восторжествует.
Книга написана по сценарию известного российского драматурга А.В. Тимма. На страницах романа вы встретитесь со старыми знакомыми, полюбившимися вам по сериалу «NEXT», — благородным и великодушным Лавром, его сыном Федором, добродушным весельчаком Санчо и решительной Клавдией. Увлекательное повествование вводит в мир героев, полный настоящих рыцарских подвигов и романтических приключений.
В повести «Искупление» автор показывает, как человек, стремящийся к чувственным наслаждениям, попадает под подозрение в убийстве и вынужден скрываться от полиции. Находясь на нелегальном положении, он постоянно подвергается опасности. Это заставляет его пересмотреть свои взгляды на смысл и основные цели своей жизни. В основу повести Ильичева В. А. положен опыт работы автора в уголовном розыске. Читатель знает автора по книгам «Элегантный убийца», «Гильотина для палача», «Тайна семи грехов», «Навстречу Вечности», «Жизнь и криминал», «Приключения подмигивающего призрака» и ряду других.
Над Кольским полуостровом нависла полярная ночь. Солнечные лучи уже давно не заглядывали в окна. По утрам было сумрачно, и постоянно болела голова, отчего Павел Николаевич Ларин зачастую впадал в меланхолию. Всё же лучше быть седым, чем лысым, — подметил Павел Николаевич и, насухо обтеревшись махровым полотенцем, освежил гладко выбритые щёки пахучим одеколоном. Что воскресенье, что понедельник — теперь всё было едино… Павел Николаевич непроизвольно начал размышлять о превратностях беззаботной старческой жизни.
Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Жизнь семьи Грузиновых-Дворкиных складывалась вполне респектабельно: глава семьи – герой Отечественной войны, дошедший с батальоном до Праги, профессор, заведующий кафедрой; жена, красавица княжеских кровей; подающий надежды сын; просторная квартира в центре Москвы… Но ветры перемен не минуют в российской истории никого, и вот, уже в послевоенные годы, семейная идиллия дает трещину. А все началось с внезапного уплотнения, когда на профессорскую жилплощадь подселяют загадочную чету Рубинштейнов. После этого жизнь превращается в сплошные подмены.
Подобного издания в России не было уже почти девяносто лет. Предыдущий аналог увидел свет в далеком 1930 году в Издательстве писателей в Ленинграде. В нем крупнейшие писатели той эпохи рассказывали о времени, о литературе и о себе – о том, «как мы пишем». Среди авторов были Горький, Ал. Толстой, Белый, Зощенко, Пильняк, Лавренёв, Тынянов, Шкловский и другие значимые в нашей литературе фигуры. Издание имело оглушительный успех. В нынешний сборник вошли очерки тридцати шести современных авторов, имена которых по большей части хорошо знакомы читающей России.
В 1983 году впервые прозвучала песня «Гоп-стоп», профкомы начали запись желающих купить «москвич» в кредит и без очереди, цены на нефть упали на четвертый год афганской кампании в полтора раза, США ввели экономические санкции против СССР, переместили к его границам крылатые ракеты и временно оккупировали Гренаду, а советские войска ПВО сбили южнокорейский «боинг».Тринадцатилетний Артур живет в лучшей в мире стране СССР и лучшем в мире городе Брежневе. Живет полной жизнью счастливого советского подростка: зевает на уроках и пионерских сборах, орет под гитару в подъезде, балдеет на дискотеках, мечтает научиться запрещенному каратэ и очень не хочет ехать в надоевший пионерлагерь.