Музей заброшенных секретов - [190]

Впору мемориал открывать, думает Дарина. Эдакий «Чарли чекпойнт», как в Берлине. Только более экстримный, потому что до сих пор действующий. А эти двое могли бы быть при нем гидами на правах живых свидетелей; они бы отлично справились… Она снова, словно включили rewind, видит перед собой эту утекающую вперед трассу — только не сухую, по которой ехали сегодня они с Адрианом, а ту, четырехлетней давности, по которой мчится одинокий «битл» — черно-шелковую, поблескивающую бельмами луж, — поднятое автомобилем облако водяной пыли оседает на стекле, на капоте, потоки дождя струятся по лобовому стеклу, дорога пустая, нигде никого, проплывают знаки: «Переяслав-Хмельницкий 43, Золотоноша 104, Днепропетровск 453», «Благодарим за чистоту на обочинах», дождь, дождь, и слезы текут из глаз свободно и открыто, и «дворники» машут перед глазами туда-сюда, туда-сюда, как две косы на сенокосе…

Словно из-под воды, доносится до нее голос Адриана:

— Так что, нельзя хотя бы отбойники вдоль трассы поставить, раз такое дело?

— Не поможет, — крутит головой дядька.

— Ну все-таки, безопасней бы было!

— Не поможет, — повторяет дядька с непоколебимым фатализмом. — Место такое.

— А освятить?

— Больно много освящать бы пришлось…

Как-то странно он это говорит, и на мгновение воцаряется неловкая пауза: так бывает, когда разговор тормозит на раздорожьи, выбирая — двигаться дальше или, описав круг, повернуть назад. Первой отваживается женщина:

— Там через дорогу могильник был в голодовку… Свозили с села трупы и там закапывали… Мы, когда малые были, весной бегали смотреть — где неглубоко, земля проседала, так иногда людские кости выносило… здоровенный, говорили, был могильник! Это уже потом через него асфальт проложили…

— Через кладбище?!

— Да какое кладбище! — как будто даже сердито огрызается дядька. — Кто там какое кладбище тогда, в тридцать третьем, делал! Сбрасывали в яму, засыпали, и приметы никакой не оставалось… Старые люди только место помнили, кто жив остался…

— Эге, бабка Мокленчиха, что в прошлом году умерла, бывало, каждую весну на поминки туда ходила, свечку ставила… Вот так было прямо в землю воткнет, а та и горит… Раз до самой ночи горела, помнишь, Вась? Нам аж сюда в окно было видно…

— Да ну его, такое вспоминать…

Но женщину уже не удержать:

— А раз, когда мы маленькие были, ребята нашли там череп и стали им в футбол гонять…

— Э, это ты уже дурость завела!…

— А что дурость? Что дурость? — обижается молодица, снова принимая оборонительную позицию «руки под бюстом». — Считай сам: Лёнька Митришин — раз!

— Лёнька пьяный был…

— Ты с ним пил?! А если б и пьяный, так что?! — возражает она, нимало не смущенная некоторой непоследовательностью такого возражения. — Вы ж подумайте, — снова поворачивается к гостям, — в Афганистане парень служил… тот, что череп нашел… Военное училище кончил, уже старшим лейтенантом был, и никакая пуля его там не взяла! А приехал к родителям в отпуск — и утонул! Пошел на пруд купаться…

— Пьяный был, вот и утонул, — упирается дядька. — А людям лишь бы языком молоть…

— Так если б один Лёнька! А то все ребята, что с ним череп гоняли! Все до единого, ни одного уже в живых не осталось! Колька Петрусенко на мотоцикле разбился, когда я еще в школу ходила, Федьку кони пьяного побили — три дня в больнице умирал, бедняга! — а Витька Валькин, ой, ну то вообще…

— Ну то отдельная история…

— Да, подумайте только — яду от колорадских жуков человек выпил!..

— Пьяный был? — тупо переспрашивает Адриан, невольно завороженный этим макабрическим отчетом.

— Не, не пьяный, там другое… Обиделся сильно. У Нинки, соседки, кошелек пропал, так она на Витьку накинулась. Ну что будто он украл. А он обиделся. На работе выпил яд, пришел домой, говорит жене: «Валя, я буду умирать». Бросились «скорую» вызывать, но поздно уже было, не откачали…

— А кошелек потом нашли! — торжествует молодица. — На выгоне! — Нинка, раззява, сама его там уронила!..

Дарина ощущает потребность сесть. Ноги внезапно сделались ватными в коленках, когда-то такое уже было, когда?.. Ах да, во Владиной ванной, когда она смывала с себя «портрет» девы-воительницы…

— Ну так и при чем здесь тот футбол?.. Будто они с того померли! Придумают тоже… лишь бы языками молоть!

Чем-то дядьку решительно не устраивает в этом случае женина мистика. Странно, думает Адриан, — сам же первым заговорил про «такое место». Или, может, дядька тоже в детстве играл в футбол человеческими черепами — и, как большинство людей, готов воспринимать идею метафизического воздаяния ровно до тех пор, пока на оскверненных могилах разбиваются чужие машины, — но никак не его собственная?.. Пока поливалка смывает с асфальта кровь незнакомцев, это еще «лайв-шоу», как на телеэкране, — а вот когда под ту же статью попадают уже односельчане, то выходит, что и я-любимый тоже не застрахован, а на такое мы уже категорически не согласны — да, Вась?..

— Я еще понимаю — церковь валить, — деловито размышляет Вась. — Это — да, там — бывало… туда, конечно, лучше не лезть… Батька рассказывал, у них в селе когда церковь валили, то кто там старался — все до года со свету сошли! Один так сразу там и разбился — с колокольни упал, когда крышу сдирать полез. Так эта колокольня неободранная и стояла, никто больше не соглашался — аж покуда, в голодовку уже, солдат не привезли… Ну так то же церковь! То я понимаю, да. А череп, ну что череп — покойник, да и всё тут!..