Музей Винсента Ван Гога - [13]
Подсолнечники стали своеобразным символом живописи Ван Гога, олицетворением силы солнца, дающего жизнь всему живому, и желтого цвета — любимого в его палитре, цвета радости, добра и счастья. Художник начал писать натюрморты с подсолнечниками для оформления Желтого дома к приезду Гогена, он создал несколько вариантов композиций с этими цветами — на желтом и синем фоне.
Выдвинутые вперед и одновременно распластанные на плоскости, но не сливающиеся, с тщательно прописанным каждым цветком, они напоминают японскую икебану. Подсолнечники, возникающие из светящегося желтого фона, указывают на свою прямую причастность к солнцу, они и должны были играть роль маленьких «солнц» в декорации Желтого дома. Винсент писал Эмилю Бернару: «Мечтаю украсить мою мастерскую полудюжиной „Подсолнечников“ — декорациями, заключенными в тонкие рамки, окрашенные французским суриком, в которых яркие или приглушенные хромы засверкают на различных синих фонах, начиная с самого бледного веронеза и до королевской синей, — нечто вроде эффекта витражей в готической церкви».
Ван Гог был счастлив, что Гоген оценил «Подсолнечники», об этом он многократно писал брату: «Знаешь, они исключительно нравились Гогену; он… даже сказал мне: „Да, вот это цветы!“» «Гоген… просто влюблен в мои „Подсолнечники“…» «Гоген был бы рад иметь один из них, а я хочу доставить Гогену настоящую радость. Поэтому, раз он желает получить одну из этих картин, я повторю ту, которую он выберет».
Позже Винсент писал о своем пристрастии к этим цветам: «У каждого своя специальность: у Жаннена — пионы, у Квоста — штокрозы, у меня — подсолнечники».
Сен-Реми. Апрель 1889-май 1890
В апреле 1889 после нескольких приступов болезни Ван Гог принял решение переехать в лечебницу для душевнобольных при монастыре Сен-Поль-де-Муссоль в городке Сен-Реми, неподалеку от Арля. Директор клиники разрешил художнику работать и даже предоставил ему отдельную комнату под мастерскую, из ее окна открывался прекрасный вид. Живописец также мог выходить за пределы больницы, находившейся в бывшем августинском монастыре XII–XIII веков, и гулять по окрестностям, которые были на редкость красивы и разнообразны — оливковые рощи, поля, засеянные пшеницей, виднеющиеся вдали отроги Альп. Ван Гог искал этого одиночества, чтобы никто и ничто не мешало ему отдаться живописи целиком и безраздельно. Трагически «освободившись» от всех прошлых планов, интересов и обязательств — общественных, бытовых, социальных, — навсегда оставив свои мечты по подготовке почвы для искусства будущего, художник, наконец, полностью сосредоточился на своем собственном, и его живопись обнаружила новые, еще неведомые возможности. Большинство исследователей творчества Ван Гога считают последний период жизни мастера высшим выражением его гения.
Несмотря на три тяжелых приступа, один из которых был очень длительным, Ван Гог за год пребывания в Сен-Реми создал более ста пятидесяти картин и около ста рисунков и акварелей. В основе этого порыва лежало желание изжить страх перед Югом, где он вынужден был оставаться и с чьим климатом и сам художник, и врачи связывали его болезнь. Со слов многих жителей Арля, Ван Гог знал, что причинами эпилепсии считаются солнце и мистраль, влияющие на нервную систему, и подобные припадки — не редкость среди арлезианцев. Юг для него стал зловещим символом болезни и неминуемой гибели, тоски и безысходности, одиночества и враждебности природы — всего того, что нужно преодолеть и от чего необходимо освободиться.
В новом месте мысли Винсента все чаще обращались к Северу, к родной Голландии — здоровой, реальной и прочной, дающей опору и уверенность в своих силах. Теперь повсюду он искал «голландские» мотивы, как бы стремясь обрести в них покой.
Само преобладание в полотнах этого периода зеленого цвета всех оттенков — цвета Севера, молодых всходов, весны, свежести — говорит о поисках покоя, отдохновения и духовного равновесия среди природы. Ван Гог уже больше не стремился взглянуть «в лицо» полуденному солнцу, сияние его красок меркнет, колорит становится сдержаннее, приглушеннее, в нем преобладают земляные оттенки. Именно в земле — первостихии его голландского цикла, спасительной тверди, противоположной огненному светилу, — он искал теперь успокоения. Нередко Винсент спускался за ограду своей лечебницы и писал «куски» полей и лугов, часто вплотную, почти зарывшись лицом в благоухающие сочные стебли.
Эту нарядную бабочку на фоне аронника Ван Гог увидел в саду клиники: «Вчера я рисовал большую, довольно редкую ночную бабочку… У нее были удивительно благородные цвета — черный, зеленый, белый с карминовыми рефлексами, отсвечивающими слегка зелено-оливковым. Она очень большая. Чтобы ее написать, надо было ее умертвить, жаль. Такое красивое существо!»
