Музей моих тайн - [80]

Патриция простужена, у нее красные глаза, но я не думаю, что она оплакивает Нелл. Мертвая бабушка выглядит почти так же, как и в последние недели жизни, — кожа, пожалуй, стала чуть желтей, и лицо приобрело поразительное сходство с черепахой, которая живет у Кристины Ропер. Мне очень жалко бабушку, но в то же время очень стыдно, что я не убиваюсь по ней так, как мы убивались по Любимцам после пожара.

Этот визит не требует особых усилий, мы смотрим из первого ряда (правда, без мятных конфет). «Ну что, хватит с вас?» — спрашивает Банти через некоторое время, и мы все соглашаемся, что хватит. Когда мы выходим из зала, Банти оборачивается и после недолгой паузы говорит: «Это была моя мать». У меня на затылке волосы встают дыбом, совсем как у Джун Эллисон из «Истории Гленна Миллера», которая шла по телевизору в прошлое воскресенье. Я точно знаю, с уверенностью провидца, что однажды тоже произнесу эту фразу, слово в слово.

* * *

Лето катится дальше — бескрайний океан пустоты, размеченный днями игр с Кристиной. Миссис Ропер вечно просит нас присмотреть за Малышом Дэвидом, а мы тратим много времени на то, чтобы от него избавиться. Наша любимая игра с ним — прятки. Игра заключается в том, что мы прячем его где-нибудь — в саду под изгородью, в сарае у Роперов, — а потом идем искать что-нибудь совершенно другое, например Рэгза или черепаху. В один памятный день (в моем календаре он отмечен как день Трафальгарской битвы) мы напрочь забываем, куда дели Малыша Дэвида. Если бы не Рэгз, лежать бы ему до сих пор в сушильном шкафу.

В жаркий, душный день в середине августа я захожу в гараж, ища что-то — собачий мячик, Малыша Дэвида, кто знает? Вместо этого я снова вижу Банти и мистера Ропера вдвоем. В тот день в гараже точно было на что смотреть и было что изучать — например, ворох нижнего белья, которое Банти обычно не демонстрирует. В жаркой летней полутьме гаража я вижу и нечто весьма неприятное, выглядывающее из трикотиновых брюк мистера Ропера. Может, Банти наконец нашла подобающий инструмент мученичества? По ее лицу, во всяком случае, похоже. Мистер Ропер, который как раз наяривает вовсю, вдруг замечает меня краем глаза, и маниакальное выражение у него на лице сменяется неверием в происходящее. «Здраааавствуйте», — задыхаясь, произносит он. Я, даже не пикнув, удаляюсь с места преступления.

Вероятно, Джордж смутно чувствует, что теряет жену, и потому пытается вернуть ее благосклонность экзотическим путешествием — точнее, походом в китайский ресторан на Гудрэмгейт. Это его первая ошибка: Банти не любит иностранную еду. Она никогда в жизни не пробовала иностранную еду, но точно знает, что она ее не любит. Вторая ошибка Джорджа состояла в том, что он взял с собой меня и Патрицию.

— Да уж, — произносит Банти, садясь за стол и рассматривая красную скатерть. — Здесь не как у нас, что правда, то правда.

С потолка вместо нормальных ламп свисают красные бумажные фонари с золотыми кистями. Я показываю на них Патриции, и она снисходительно улыбается. Фоном звучат заунывные высокие стоны струнных.

— Это место разукрашено как сам знаешь что, — говорит Банти, подозрительно откусывая от креветочного чипса.

Она выуживает из чашечки с жасминовым чаем цветок и критически разглядывает его в тусклом красном свете. Джордж заказывает нам «Обед из трех перемен на четверых» — креветочный коктейль, чоп-суи из говядины, кисло-сладкую свинину, чоу-мейн с курицей, консервированные личи и кофе.

— Ты здесь уже бывал! — обвиняюще говорит Банти.

— Не говори глупостей, — смеется Джордж.

Но он, похоже, действительно здесь бывал, так как официант подмигивает ему, сохраняя непроницаемое лицо.

Джордж старается развеселить Банти и пускает в ход весь набор вежливых реплик лавочника («Погодка-то, а? Но мы еще за это заплатим»), но Банти на такое не купишь. Не прошло и десяти секунд, как она нетерпеливо спрашивает:

— Ну что, скоро они?

Появляется креветочный коктейль. В нем больше листьев салата, чем креветок; по правде сказать, салата столько, что креветки в нем не очень-то и видны.

— Я нашла! — торжествующе говорю я. — Нашла креветку!

— Не умничай, Руби, — говорит Джордж.

Патриция считает свои креветки, выкладывая их на край тарелки, подобно толстым розовым запятым.

— Это не креветки, а шримсы, — говорит она, тыкая их зубочисткой, как особо въедливый морской биолог.

— Я тебя умоляю! Какая разница! — восклицает Джордж.

— Разница есть, если ты креветка и ищешь себе партнера для размножения, — вежливо говорит Патриция.

— У нас в семье о таких вещах не разговаривают! — пикирует на нее Банти. — Впрочем, от тебя ничего иного ждать не приходится!

Приносят следующую перемену блюд.

— Палочки для еды! — восторженно восклицаю я, крутя ими перед лицом Патриции; она отбивается салфеткой.

— Ты что, думаешь, что я буду есть этими штуками? — Банти изумленно смотрит на Джорджа.

— Почему же нет? Миллионы китайцев ими едят.

Джордж неумело стрижет палочками, как ножницами, пытаясь захватить кусок говядины. Кто бы знал, что он такой космополит. Банти берет с тарелки длинный вялый бобовый проросток:

— Что это?