Музеи Парижа - [25]
«Автопортрет» – редкое явление в творчестве Пуссена. В отличие от Рембрандта, который в каждом новом портрете стремился уловить малейшие оттенки душевных переживаний, Пуссен синтезирует свое представление о человеке в одной картине. На полотне воссоздан образ живописца, знакомый нам по описаниям современников: высокий лоб, нос правильной формы, исполненное благородства выражение лица. Но это не столько портрет индивидуального человека, сколько обобщенный образ художника, в котором воплощено представление о его высокой общественной роли. Художник, в понимании Пуссена,-это прежде всего мыслитель, спокойно и разумно смотрящий на мир.
«Пейзаж с Орфеем и Эвридикой» говорит об ином подходе к природе, чем у Луи Ленена. Пуссен не изображает какую-то конкретную местность, его пейзаж выдуман, скомпонован в мастерской. Причем художник выбирал в природе только то, что в наибольшей степени отвечало его представлению об идеальнопрекрасном. Горы, раскидистые деревья, памятники архитектуры, человек – все живет у Пуссена размеренной жизнью. Только небо с надвигающимися мрачными тучами предвосхищает грядущую драму.
Ф. Шампень. Портрет кардинала Ришелье. Ок. 1635 г.
Ж. де Латур. Мария Магдалина. 1634-1635 гг.
Последние десять-пятнадцать лет творчества Пуссен почти полностью отдает пейзажу. И в этом жанре он возвращается к теме, прозвучавшей с такой силой в «Аркадских пастухах». Он пишет «Весну», «Лето», «Осень» и «Зиму», населяя каждую композицию библейскими персонажами. Но не они, а природа раскрывает неумолимую последовательность «времен года» человеческой жизни. На смену зеленой листве и траве приходят золотая нива и спелые фрукты. Затем земля цепенеет и трескается и, наконец, умирает, охваченная ледяным безмолвием. Картину «Зима» или «Всемирный потоп» Гёте назвал «страшной красотой». И действительно, ледяная вода, покрытые инеем деревья и фосфоресцирующее небо и страшны и прекрасны.
Рядом с картинами Пуссена на стендах Большой галереи висят холсты Клода Лоррена – пейзажиста-лирика, тонко передававшего изменения атмосферы, морскую дымку, освещенную закатным или восходящим солнцем. Мы не будем останавливаться перед его картинами – ведь в Эрмитаже есть целый зал Лоррена – и перейдем к полотнам Филиппа Шампеня (1602- 1674), совсем неизвестного посетителям наших музеев.
Как и Пуссен и Лоррен, Шампень – характерный представитель прогрессивного классицизма, но он работает не в историческом жанре и пейзаже, а все свои силы отдает портрету. Блестящим образцом искусства Шампеня является портрет кардинала Ришелье (около 1635). Кардинал медленно движется, словно беседуя с невидимым собеседником. Расходящиеся книзу складки пурпурной шелковой мантии придают устойчивость фигуре. Маленькая выразительная голова говорит о силе характера, воле. В картине нет ни эффектной позы, ни развевающихся драпировок, типичных для парадного портрета. Не внешние атрибуты, а раскрытое художником чувство собственного достоинства, спокойной уверенности в себе свидетельствуют о том, что перед нами крупный государственный деятель. Эволюция Шампеня в сторону ясности и строгости классицизма особенно заметна при сравнении портрета Ришелье с более ранним декоративным, внешне эффектным портретом Людовика XIII. К последним годам жизни Шампеня относится парный портрет настоятельницы монастыря Агнес Арно и сестры Катрин де Сент – Сюзанн. Портрет был преподнесен художником монастырю Пор-Рояль в знак благодарности за исцеление его дочери Катрин. Придвинутые к первому плану фигуры сидящей и коленопреклоненной монахинь изображены на фоне стены. Простые тяжелые одежды делают их похожими на изваяния. Почти монохромный колорит подчеркивает аскетизм, суровость образов.
Когда входишь в Большую галерею, замечаешь в конце ее портрет Людовика XIV. По мере приближения к нему различаешь подбитую горностаем мантию, пышные драпировки, скатерть, украшенную бурбонскими лилиями, видишь взбитый парик, тонкое «ружевное жабо и даже туфли с бантами на высоких каблуках. Перед посетителем возникает торжественный образ бывшего хозяина луврского дворца. Но ни великолепие костюма, ни напыщенность позы не могут скрыть старческого одряхления лица, надменного, брезгливого выражения, мимо которого не прошел талантливый портретист Гиацинт Риго.
А. Ватто. Отправление на остров Цитеры. фрагмент. 1717 г.
Об искусстве второй половины XVII века – времени правления «короля-солнца» – лучше всего говорят в Лувре не отдельные картины вроде «Въезда Александра Македонского в Вавилон» или «Охоты Мелеангра и Аталанты» Лебрена, а сохранившиеся дворцовые интерьеры. Но полное представление об эпохе можно составить себе только в Версале, в частности в Зеркальной галерее, украшенной росписями Лебрена. Различные эпизоды царствования Людовика XIV превращены художником в аллегорические сцены, внешне эффектные, но по существу надуманные и условные. Живописные вставки обрамлены кариатидами, декоративными рамами, гирляндами. В былые времена украшения галереи дополняли деревья в серебряных кадках, люстры, ковры, жирандоли, созданные по эскизам того же Лебрена.
