Муза художника - [101]

Из окон виллы льются яркий свет и громкая американская музыка. Барабанные ритмы разносятся в свежем воздухе над темной лесистой дорогой, по которой ступает Йон; они примитивны, настойчивы и более приятны уху на расстоянии. Когда посол подходит к открытой двери, звук нарастает. Первая особа, которую узнает Йон, такого низкого роста, что он вряд ли заметил бы ее в комнате, полной людей. Это Табита Вест, которая ходила с ними в музей Чаушеску. Можно подумать, она не пропускает ни одной вечеринки. В данную минуту Тиб занята тем, что яростно, с драматической напряженностью изображает вселенскую обиду, стоя в одиночестве в стороне от толпы. Увидев Йона, она бросается к нему в своей театральной манере, так размахивая при этом пластиковым стаканчиком, что его содержимое оказывается на плиточном полу. Как обычно, рядом с ней, глядя сверху вниз на строгий пробор, разделяющий окрашенные хной волосы, Йон чувствует себя слишком высоким. Тиб размером с ребенка, но от нее исходит энергия самого разного свойства.

— Молодцы, что опоздали, все это так печально! — заявляет она и одаривает его угрюмой улыбкой. — Я уже несколько часов ничего не делаю, только пью, просто тут больше нечем заняться! Никто даже не разговаривает со мной! Не знаю, в чем я провинилась!

Йон вежливо бормочет что-то в ответ и предпринимает попытку пройти мимо, но Тиб с вызовом преграждает ему путь.

— И вы туда же! Вы что, с ними заодно? Все меня избегают! Это вечеринка, стойте и разговаривайте. Расскажите мне все государственные тайны Дании. Вы ведь посол Дании? А когда вы собираетесь устраивать вечеринку? Я буду в числе приглашенных? Или я должна терпеть одно оскорбление за другим, до тех пор пока не смогу убраться отсюда к черту?

Он с тревогой наблюдает, как Тиб начинает задыхаться и плакать, а тушь стекает по ее лицу. Женщина подается к Йону, явно ожидая, что он предложит ей руку. Розовый шерстяной свитер, который для этой поездки в горы Табита, судя по всему, достала с антресоли, отвратительно пахнет нафталином. Глядя поверх ее головы, Йон спрашивает, не видела ли она Логана Мура. Вместо ответа на вопрос Тиб бессвязно рассказывает ему историю своей жизни, включая нескольких морских пехотинцев, вернувшегося на родину мужа, а также все способы, к которым прибегла судьба с целью сделать ее несчастной. Убаюканный музыкой из соседней комнаты, Йон пропускает большую часть того, что она говорит, мимо ушей.

— Пойду принесу вам выпить. Нет, серьезно! — сообщает ему Тиб, одергивая свитер и смахивая волосы с лица. — За все это время вы еще ничего не выпили. Я смогу пробиться к бару, а вы побудьте здесь.

Она протискивается в толпу, и, конечно, для Йона это шанс немедленно ретироваться, но старомодная вежливость — вместе со смутной жалостью к этой несчастной и, по-видимому, одинокой женщине — удерживает его на том самом месте, где ему было велено ждать.

Тем временем посол слышит, как в соседней комнате выкрикивают указания и двигают мебель, и это наводит его на мысль о том, что, очевидно, скоро начнутся танцы и найти Маргарет с Логаном — для чего он, собственно, и явился сюда — на переполненном танцполе станет еще сложнее. Комната, в которой он находится, полностью опустела; все перешли в соседнее помещение. Один из «парней», как называет их Маргарет, не то Сэм, не то Рик, нажимает всевозможные выключатели на стенках, гася свет.

Прежняя музыка обрывается, и начинает играть другая, более спокойная. Проходит какое-то время, а Йон не двигается с места. Тиб не возвращается. Наверное, к этому моменту она уже нашла себе какого-нибудь более благодарного слушателя. Если он собирается сделать то, ради чего пришел, ему нужно подойти к двери, заглянуть внутрь и, учитывая рост Логана, отыскать его в людной комнате. Но, стоя в дверном проеме и глядя сквозь спины многочисленных гостей, Йон первым делом замечает Маргарет.

Одетая во что-то белое с блестками, как цирковая артистка, она стоит на импровизированном помосте и выбрасывает одну руку в сторону, словно распахивая накидку. По крайней мере, таково его первое впечатление. Однако в чересчур ярком свете прожектора, установленного, по всей вероятности, радушными хозяевами, которых Маргарет по непостижимой причине согласилась вознаградить этим представлением (заключено какое-то пари? заплачены деньги? или это ее собственная блестящая идея — прокатиться во время отпуска на гребне своего неугомонного легкомыслия?), «чем-то белым» оказывается бледная кожа ее роскошного тела, а тем жестом руки она отбросила в тень за пределами светового пятна последнюю деталь своего кружевного одеяния. И руки в локтях она сгибает не для того, чтобы скромно себя прикрыть, а для того, чтобы взять свои большие груди в ладони и чувственно их сжать. Темные соски, торчащие над широкими ореолами, выражают публике свой немой упрек. Маргарет наклоняет верхнюю часть тела назад, в тень, а таз подает вперед, в свет. Ее бедра длиннее, чем Йон себе представлял; и не такие пышные и округлые, какими были в его воображении. Пальцами обеих рук, движущихся параллельно, она скользит вниз (ее пальцы тоже длиннее, чем он их помнил), к месту между согнутыми в коленях белыми ногами. Тело женщины выглядит таким гладким, будто вылеплено из мрамора или гипса.