Мусью Ларкс - [2]

Прошло несколько дней. Как-то под вечер к нам заглянул плотник Лейва и сообщил, что все ящики Мусью уже перевезли наверх.. Для этого понадобилась не одна, а целых две упряжки мулов, потому что, хотя гора и невысока, склон у нее довольно крутой, да и новая дорога была еще плохо утоптана. К тому же Мусью лично руководил перевозкой, внимательно следил, чтобы все было погружено аккуратно и ни один ящик не свалился по дороге. Работа эта заняла почти целую неделю. Начинали с восходом солнца, а когда землю окутывала мгла, Мусью распускал рабочих, садился на своего жеребца и уезжал. Никто не знал, где он ночует, но когда наутро люди возвращались, он уже поджидал их у подножия горы.

Когда вся поклажа была перевезена, Мусью щедро, не торгуясь, расплатился с рабочими.

- Об остальном я позабочусь сам, - сказал он и стал взбираться вверх по склону, а его жеребец шел за ним, как собачонка.

С тех пор в округе только и разговоров было, что о Мусью. Где бы ни собирались люди, они тут же принимались толковать о нем, пересказывая друг другу очередные слухи. Многое, конечно, привирали, но кое-что оказывалось правдой. Всем не давали покоя одни и те же вопросы: что привело этого человека, который своими манерами смахивал самое малое на владельца сахарного завода, в нашу глухомань? И как такой господин сумеет выстроить дом своими руками? И почему он решил поселиться на Телячьей горе, когда вокруг сколько угодно пустующей земли? Догадок и предположений было хоть отбавляй.

Перво-наперво Мусью поставил изгородь, окружив ею всю расчищенную от леса площадку, в центре которой громоздились его ящики. Это я точно знаю, потому как сам наблюдал за ним из нашего патио. Оно располагалось на довольно высоком месте, оттуда хорошо было видно, хотя до вершины горы по прямой корделей* четыреста будет. На всю изгородь у Мусью ушло меньше одного дня! Вы, конечно, знаете, крестьяне встают рано. Так вот, когда я вылез из гамака и вышел в патио, солнце еще толькоосветило гребень горы. Я поднял глаза и сразу же приметил Мусью: он стоял на вершине в такой позе, будто копал яму. Потом я увидел, как он ставит кол, прямехонький, как свеча. После этого, отмерив пять или шесть шагов, он воткнул второй кол. Я еще удивился, где он ухитрился нарубить таких прямых и черных, как уголь, кольев, пока не заметил, что Мусью вынимает их из ящика, причем не из самого большого, хотя колья эти на добрые три пяди возвышались над его головой, а росту в Мусью было самое малое шесть футов.

Часа через три все колья были поставлены. Я смотрел и глазам своим не верил: получился круг, а колья все были одной высоты и на одинаковом расстоянии один от другого. Дядя Фико, который на своем веку поставил немало

* Кордель - мера длины, равная 20,35 метра.

изгородей, только головой покачал, когда пришел вечером к нам и увидел этот круг из кольев, опоясанный десятью рядами проволоки. Один из склонов горы, по которому, как я вам говорил, проложили дорогу, был пологий, зато остальные - почти отвесные, и взобраться по ним, я думаю, не под силу и ящерице. Так для чего же, скажите на милость, строить ограду на краю пропасти? Пошли слухи, что Мусью собирается устроить загон для -скота, но о каком, черт возьми, загоне можно говорить, если там не только лошадям, но и козе негде было разгуляться. И вот что еще любопытно: на восходе солнца и перед закатом эта проволока блестела так, словно была из чистого серебра, даже глазам становилось больно на нее смотреть. Только в одном месте ничего не блестело - там, где был вход. И дядя Фико считал, что здесь Мусью навесит калитку. Но вся штука в том, что никакой калитки так и не появилось.

А теперь посудите сами: какой прок от изгороди, пусть даже такой замечательной, если вместо калитки в ней пустой проем, через который любой может войти и выйти, не спрашивая разрешения? Однако все оказалось не а так просто, как мы думали. И первыми, кто убедился в этом на собственной шкуре, были сыновья Хуаны Лоло, известные на всю округу разбойники. Они промышляли тем, что воровали у бедных крестьян скотину, продавали ее испанцам, а вырученные деньги безнаказанно пропивали в лавке Пепе Иераса.

Прошла неделя или чуть больше с того дня, как Мусью начал строить дом, когда он спустился в лавку за провизией. Жители хутора Бьяхакас от мала до велика высыпали на улицу поглазеть на него. Рассказывают, когда Мусью вошел в лавку, даже мухи перестали жужжать. Один из сыновей Лоло тоже был там и не спускал с Мусью глаз. А тот прямиком направился к Пепе, словно век был с ним знаком, вынул из кармана бумажку и протянул лавочнику.

- Сложите все, что там перечислено, вот сюда, - сказал он и положил на стойку свою переметную суму.

Пепе прочел список и уже хотел возразить, что мешок ячменя не влезет в суму, но Мусью опередил его:

- Все товары вы погрузите на мою лошадь, которую я оставляю здесь. Кстати, ее надо перековать. Чтобы мешок с ячменем не свалился, привяжите его получше к седлу и переметные сумы тоже, а после отпустите лошадь, она сама найдет дорогу. Я не могу ждать, у меня много дел.