Мусульманская Испания - [32]

Другие соображения подсказывает сравнение со сходной ситуацией в Багдаде. Там власть неоднократно ускользала от халифа и в 945 г. окончательно перешла к одному из семейств военачальников, однако ни им, ни их преемникам не удавалось в полной мере контролировать весь халифат. Хотя там крах никогда не был столь полным, как в ал-Андалусе, и за ним последовало частичное восстановление былого положения, в событиях здесь есть что-то общее и с амиридской «диктатурой», и с утратой единства в стране. Тогда, может быть, существовал какой-то изначальный дефект — то ли в мусульманской цивилизации, то ли во всей средневековой структуре общества? В этой связи особенно существенными представляются два момента: несостоятельность исламских идей применительно к тому времени и отсутствие сплоченных средних слоев, заинтересованных к сохранении сильной центральной власти.

По поводу первого из этих соображений следует заметить, что ислам, хоть его и называют политической религией, был не так уже удачлив в политических идеях[55]. При жизни Мухаммада дела шли неплохо, потому что ему удалось приспособить существующие идеи к потребностям его растущей общины. Но ведь он и его непосредственные преемники были ограничены политическими концепциями, связанными с арабским племенем. II некоторых отношениях эти концепции оказались способными к плодотворному развитию, а именно в отношении к мусульманской общине как к некоему племени, а к общине немусульманской — как к подчиненному племени. Но для огромной империи одних этих идей было недостаточно, и мусульманские правители неизбежно пришли к заимствованию персидских методов управления государством: дамасские Омейяды делали это осторожно, а Аббасиды, отбросив всякую осмотрительность.

Некоторые из персидских идей нашли применение и и Испании. Как уже говорилось, в Испании особо примечательным было восприятие некоторых феодальных концепций Западной Европы. Когда мусульманские правители изъявляли готовность принять под свой сюзеренитет (с правом местной автономии) христианских принцев, думали ли они, что действуют по образцу Мухаммада в отношении к подчиненным общинам, просто не замечая разницы? Или они понимали эту разницу, но пришли к счастливому решению избрать местную практику? Если принять последний вариант, значит ли это, что мусульманская религия была менее эффективной, чем христианская, для обеспечения отношений между человеком и его сеньором (даже если и христианство в этом смысле было далеко от совершенства)? Из-за того что политические идеи, в соответствии с которыми действовали мусульмане, не были тесно связаны с основополагающими идеями ислама как религии, политическая деятельность не получала от религии особого одобрения и, следовательно, людьми руководили прежде всего собственные интересы или raison d'etat. Иными словами, главной задачей всякого режима становилось поддержание собственной прочности, а не забота о благоденствии подданных.

Рассуждения относительно идей феодального типа больше подходят для дискуссии о том, почему мусульманам не удалось расширить свои владения на Пиренейском полуострове или хотя бы удержать то, чем они владели. Но эти идеи оказывали влияние и на другие вопросы, в частности на военную политику. Причиной появления всё новых берберских и славянских иммигрантов была необходимость держать под контролем христианских принцев и распространять свое влияние в Северной Африке. Но была ли эта политика истинно исламской, т. е. направленной на сохранение некоего политического организма, внутри которого люди могли бы свободно славить бога и готовить себя к Страшному суду? Правители ал-Андалуса, конечно, говорили о «священной войне», но не было ли это просто способом поднимать боевой дух войск? Связь политики и религии никогда не была простым делом. Политика ведь обладает автономией, и политической деятельностью руководят политические же соображения. Однако по временам в мусульманском мире политика полностью выводилась из религиозных идей, так было и в некоторые весьма удачные периоды. И все-таки кое-где, как, например, в ал-Андалусе, политика вырывалась из религиозных рамок. Весьма любопытно было бы установить, насколько это связано с политическими неудачами.

Вторым моментом, который нуждается в обсуждении, является отсутствие средних слоев, заинтересованных в сильном центральном правительстве; здесь также весьма существенны некоторые из только что упомянутых вопросов. Проблема классовой структуры средневекового востока отнюдь не проста. Грубо говоря, там, кажется, было только два класса: высший и низший. Низший состоял из городской и сельской бедноты, высший - из правителей, чиновников, крупных землевладельцев (часто даже государственных чиновников) и, возможно, крупных купцов. Интеллигенция, представленная главным образом законоведами-суннитами, стояла в стороне, но постепенно все больше попадала в зависимость от правителей. Интеллигенция пользовалась некоторым влиянием на городские массы — в пределах осуществления своих функций по охране основ ислама, но во всем остальном политически активным и влиятельным был только высший класс.