Мусульманская Испания - [29]

Кроме величественных архитектурных памятников и некоторого количества укрепленных замков того же периода сохранились также различные мелкие предметы - утварь из мрамора и слоновой кости, дополнявшая работы по золоту и хрусталю (секрет которого был открыт в Кордове примерно в 850 г.). Добрая традиция обработки металлов была унаследована от висиготской Испании, но остальные ремесла были в основном развиты при мусульманах, отчасти на базе восточной технологии.

Мавританское искусство представляется слиянием западного с восточным, хотя в нем и трудно выявить отдельные элементы. Естественно, что используемые материалы и технология были те же, что при висиготах. Декоративные мотивы обнаруживают некоторое эллинистическое влияние, частично, конечно, пришедшее через висиготскую Испанию, но, возможно, завезенное и с эллинизованным искусством Сирии. Ведь искусство мусульманской Испании долго сохраняло черты омейядского искусства Сирии со всеми влияниями, которое оно испытало. Даже во времена Абд ар-Рахмана III новый минарет Кордовской мечети был квадратным в плане — как сирийские минареты, образцом для которых послужили церковные башни. Лишь в пристройке к мечети, осуществленной наследником Абд ар-Рахмана III — ал-Хакамом II, ясно чувствуется багдадское влияние,— и это был период, когда предпринимались определенные усилия, чтобы освоить духовную культуру центральных мусульманских земель.

Как же определить это слияние культур? В одном случае Анри Террас упоминает о «мусульманских одеждах испанского духа», но несколькими строками ниже он говорит, что «омейядская Испания при всей политической непрочности своего объединения обрела гораздо более глубокое единство взглядов и образа жизни»[46]. Подразумевается, следовательно, что цивилизация там была в первую очередь арабской и мусульманской. Так что же в ней испанское, а что арабское или мусульманское? Подъем духа для захвата Испании и для создания в ней Омейядского государства родился из энергии арабского народа, ведомого концепцией мусульманской религии. Но в мусульманскую общину вошли не только берберы, но и многие жители Пиренейского полуострова, и это объединение стало истинной интеграцией, «единством взглядов и образа жизни». Видимо, обе формулировки выражают один из аспектов истины.

4. Источники мавританской культуры

Приведенные выше размышления о мавританском искусстве следует дополнить рассмотрением сходных вопросов литературной и интеллектуальной жизни. Здесь обнаруживается различие между арабским и мусульманским элементами.

Как уже неоднократно говорилось выше, многое свидетельствует о том, что сначала доминировал арабский элемент. Это вполне естественно для государства, которое первично было провинцией Дамасского халифата, известного своим «арабофильством». Основной эстетической категорией для арабов был язык и поэзия, и тем или другим путем восхищение арабов собственным языком передалось другим обитателям полуострова, включая мосарабов. Результатом этого явился рост интереса к поэзии и филологии. Принятие маликитского правового толка также соответствовало чисто арабскому облику, более практическому, чем умозрительному.

Но существовало также и стремление принадлежать к великому мусульманскому миру-общине, поддерживать контакт со строго мусульманским развитием взглядов в центральных землях. Ведущие законоведы со всех концов Омейядского эмирата (или халифата) совершали «путешествие» на восток, чтобы посидеть у ног тамошних великих учителей. Как отмечалось выше, уже в 822 г. эстету Зирйабу был оказан теплый прием при кордовском дворе, и он оставался законодателем моды во многих областях вплоть до своей смерти в 857 г.

Однако наиболее важные шаги, чтобы поддержать литературную и культурную преемственность от Багдада, были предприняты в X в., сначала Абд ар-Рахманом III, но главным образом ал-Хакамом II. Поэзия и проза и до этого привлекали внимание правителей; так, антология Абу Таммама (ум. в 846 г.) и сочинение по риторике ал-Джахиза (ум. в 869 г.) были привезены в Испанию еще при Мухаммаде I (852—886) одним вернувшимся с востока ученым[47], а труды Ибн Кутайбы (ум. в 889 г.) стали известны к 910 г.[48] Но именно Абд ар-Рахман III приветствовал великого филолога ал-Кали в 941 г. Вероятно, в это же время и также при поощрении со стороны двора заканчивал свой труд по продолжению истории Табари Ариб. Даже фатимидская оккупация Кайруана была использована, чтобы привлечь в ал-Андалус суннитских ученых, оказавшихся не у дел при новом режиме.

Ал-Хакам II, проявлявший глубокий интерес к науке и библиографии, решил сделать халифскую библиотеку одной из самых обширных и богатых в мусульманском мире. Как сообщают, со временем она стала насчитывать более 400 тысяч томов. Он использовал историка Ариба как секретаря, хотя неизвестно, ведал ли тот делами библиотеки. В 963 г., в самом начале его правления, в Кордове поселился ученый с востока, специалист по тексту Корана[49] — предмету, получившему недавно в Ираке большое политическое значение[50]. Этот человек обладал познаниями и в шафиитской юриспруденции, но, как считалось, не мог воспользоваться ими из-за противодействия маликитов. Прибытие в ал-Андалус еще одного восточного специалиста по этому же предмету — как раз накануне кончины первого — показывает, каким образом могла существовать в стране традиция в различных отраслях «религиозных наук».