Мусульмане в Европе: Сосуществование, взаимодействие, межцивилизационный диалог - [29]
Во Франции гражданское понимание нации как политического сообщества привело к слиянию двух понятий, которые выражаются французскими словами nationalité и citoyeeneté. В русском языке понятие национальность обозначает, как правило, принадлежность индивида к нации, понимаемой как общность происхождения, т.е. скорее в категории, которая стоит на ступень выше этничности. Гражданство определяет принадлежность члена общества к формальному институту государства. Так, один и тот же человек может иметь национальность, несовпадающую с формальным гражданством. Это объясняется многонациональной природой самого российского общества, в котором проживают люди разных национальностей, но будучи гражданами России, все они — россияне. Во французской традиции первое понятие определяется как «юридическая принадлежность человека к народу, конституировавшему государство»[138]. Это народ, представляющий собой общность культуры, ценностей и исторического наследия, которые становятся достоянием каждого гражданина. Второе понятие обозначает включённость индивида в политическое сообщество, в котором гражданин обладает политическими правами и обязанностями. Во французском законодательстве эти два понятия не отделены друг от друга, составляя единый принцип гражданства. Следовательно, человек, получающий статус гражданина Французской Республики, становится одновременно обладателем французского гражданства (citoyeeneté) и французской национальности (nationalité), независимо от своего этнического происхождения (ethnicité).
Таким образом, для Франции релевантен лишь один тип идентичности — гражданский. Французское государство официально «слепо» и не признаёт другие типы идентичности (этническую, религиозную и др.). Приверженность гражданской нации должна главенствовать над другими измерениями самоидентификации французов. В 2017 г. этот принцип был в очередной раз озвучен французским президентом Э. Макроном в ходе ужина-ифтара с представителями мусульманской общины[139]: «Никто не может просить французов и француженок во имя этой веры [ислама] нарушать законы Республики…»[140].
Вместе с получением политических прав от нового гражданина ожидается добровольное принятие основных республиканских ценностей, т.е. индивид становится полноценным гражданином, когда присоединяется к «республиканскому общественному договору», к политическому консенсусу, который исторически сложился во Франции. «Каждый гражданин Франции, независимо от его происхождения, должен принять общие для всех политические принципы, определённые Конституцией»[141], — так говорится в докладе Высшего совета по интеграции иммигрантов при премьер-министре Франции. К таким политическим принципам относится и принцип светскости (фр. laïcité), о котором будет сказано чуть позднее.
Первые дискуссии об отношениях между этничностью и республикой во Франции появились лишь тогда, когда стало очевидно, что принцип гражданства не способен решить проблемы, связанные с культурным, религиозным и этническим отличием иммигрантов, становящихся гражданами Республики. Взаимосвязь интеграции иммигрантов и гражданства стала обсуждаться в стране гораздо позже, чем, например, в Великобритании — только в начале 1980-х гг. Долгое время французское правительство рассматривало присутствие работающих иммигрантов как временное, не предполагая, что даже после жёсткого ограничения на въезд в страну в конце 1970-х поток иммигрантов лишь возрастёт по линии воссоединения семей. Невозможность насильственной репатриации, на которую долгое время надеялись французские власти, впервые серьёзно поставила вопрос об интеграции иммигрантов, легально проживающих во Франции. В этот период на поверхность вышло недовольство этнических меньшинств и их борьба за свои права. Выступления мусульман, которые в большинстве своём уже были французскими гражданами, стали свидетельством важности для них сохранения этнокультурной и религиозной идентичности в рамках республиканского государства.
До 1980-х гг. в политическом лексиконе европейских стран в отношении интеграции мигрантов доминировало два термина: «ассимиляция» (assimilation) и «включение» (inclusion). Термин «интеграция» и новый одноимённый практический подход стали постепенно распространяться в европейских государствах, но этот процесс не затронул Францию. Принципиальное отличие интеграции от ассимиляции в том, что интеграция допускает сохранение иммигрантами своих этнокультурных, языковых и религиозных особенностей и даже определённых связей со страной происхождения.
Из сказанного выше очевидно, что принцип гражданства во Франции напрямую связан с соответствующим пониманием нации, с республиканской моделью государства. Гражданское понимание нации придаёт гражданству открытый характер, поскольку членом нации в таком случае может стать любой индивид, вступающий в «общественный договор», т.е. признающий основные республиканские ценности и идеалы независимо от этнического, культурного и религиозного происхождения.
Однако в принципе французского гражданства присутствует сильный культурный компонент ассимиляции. С одной стороны, государственный нейтралитет к любым видам различий предполагает равное отношение ко всем граждан. В этом смысле французский принцип светскости служит логическим продолжением принципа равенства. Но он входит в противоречие с принципом свободы, утверждённым в ст. 18 Декларации прав человека и гражданина: «Каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право подразумевает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга посвящена широкому кругу вопросов, связанных с проблемами формирования государственно-конфессиональных отношений и правовым регулированием свободы совести в Российской Федерации. Особое внимание авторы уделяют переломному в истории религиозной свободы в России законодательству, а именно, перспективам свободы совести после принятия антитеррористического пакета, больше известного как закон «Яровой», который поставил под жесткий контроль миссионерскую деятельность религиозных объединений.
Представленная вниманию читателей монография является результатом многолетних исследований автора, посвященных роли христианских церквей в общественно-политической жизни. По сравнению с предыдущими веками социологам и широкой общественности казалось, что вера уже никогда не будет определять жизнь людей столь сильно, как раньше, а религиозные деятели уже никогда не будут (или не должны) участвовать в политике. Появилась свобода выбора между старыми традиционными религиями и ранее невиданными, завезенными из других частей света.
«Конфуцианство тем отлично от других религий, даже от восточных, что те, в сравнении с ним, все же имеют некоторое сходство с западными, так что невольно рождается вопрос: религия ли это?Этот вопрос мы лучше всего решим из рассмотрения происхождения конфуцианства, или, лучше сказать, всякий может решить по-своему, потому что у всякого может быть свое понятие о религии…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга – головокружительная попытка осмысления древнего наследия буддизма с точки зрения современного человека западной культуры: что может дать буддизм обычным людям, как воплотить буддийские принципы в своей жизни, чему учил реальный Будда. Стивен Бэчелор прошел 37-летний путь постижения буддизма – от монаха, учившегося теории и практике буддизма у лучших тибетских учителей, до мирянина-писателя и преподавателя, ведущего медитативных групп. Русское издание этой знаменитой книги иллюстрировано рисунками известного буддийского художника Ричарда Бира.
Соборное устроение реальности — неразрывная связь равновеликих начал соборности, личности и свободы. В силу своей экклезиологической природы, соборность — лишь ориентир, а не норматив для социальных моделей, но это может быть ценный и корректирующий ориентир. Сегодня, с кризисом и уходом классической метафизики, с отбрасыванием идеологии радикального секуляризма, западная мысль ищет нового понимания личности и новых оснований для политической философии, пытается заново завязать диалог с религиозным сознанием.
В этой статье анализируется один из самых значительных элементов антропологии растафарианства — dreadlocks. Эта причёска важна для всех растафари. В этом исследовании были проанализированы отношение растафари к dreadlocks и их символика. Опираясь на полевой материал, представленный в работах западных исследователей (Gerald Hausman, Barry Chevannes, Noel Leo Erskine, Ras Steven, Werner Zips), интервью и биографии растафари, мы можем сказать, что dreadlocks — символ веры и спасения. Эта причёска утверждает новую судьбу человека — растафарианскую судьбу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.