Мустанг и Чика. Черновик. - [67]

Вдруг я почувствовал, что и мои трусы тоже начали скольжение к щиколоткам, открыв любопытному женскому взору вставшую на дыбы резвую скотинку. Эге, значит, небеса все еще меня любят, и мне предстоит ночь невероятных наслаждений. Я лежал перед Лизой покорным кутенком, с тихим восторгом ожидая дальнейших действий. А она, удовлетворившись созерцанием моей обнаженной спортивной тушки с гордо возвышающимся мустангом в главной роли, принялась ласкать тело губами, руками и даже зубками. Я чуть с ума не сошел от этих прикосновений. В ответ я стал шарить руками по лизиному телу, мять разные округлости и мягкости. Мне хотелось взять это тугое, загадочное тело. Прижаться к нему тесно-тесно и ворваться в него. Не сдержавшись, я выгнулся и сотрясся в экстазе. Чика — мелкий гад просто-напросто. До чего себя довел, что теперь мне приходится позориться перед женщинами.

— Это естественно для твоего возраста, — успокоила меня Лиза.

Финита ля комедия. Лиза оттерла меня полотенцем и накрыла одеялом. Потом выключила свет и куда-то вышла. До чего же обидно. Чуть реально не заплакал. Подлый мустанг сбросил на полном скаку своего ковбоя. С трудом успокоился и как-то незаметно заснул.

Проснулся поздним утром с ощущением счастья. Лиза спала рядом со мной. Судя по обнаженным грудям, она была скорее всего голой. Я нижними конечностями ощущал теплоту ее божественного тела, нежный шелк ее кожи. На подушке в окружении разметавшихся светло-коричневых волос посапывало прелестное лицо восточной принцессы. А какая у нее грудь! Слов таких нет ни в одном языке мира, чтобы описать ее. Сам не заметил, как зарылся лицом в это дурманящее совершенство, как начал с упоением целовать упругую мягкость. Принцесса открыла глаза, понимающе улыбнулась, дала мне наиграться и осадила, забрав управление процессами в свои шаловливые ручки и губы. Мое тело снова и снова коротило от ее нежных прикосновений. Я стонал и скрыто боролся с подступающей разрядкой. Но, когда Лиза наклонилась к моему мустангу, и я ощутил влажную теплоту, разлившуюся по каждой клеточке тела, то не смог с собой совладать. Завыл арию мартовского кота. Лиза снова стала расточать комплименты моему голосу и всячески подшучивать надо мной, что неплохо бы записать эти вопли на магнитофон, чтобы потом наслаждаться ими.

Лизок уже хитро улыбается и начинает снова меня ласкать, подбираясь к немного усталому животному. Возбудив, она оседлала его, став мустангером, или мустангершей. Ладно, Лизок. Если выживу после сегодняшнего дня, то куплю тебе шляпу с пером. Очень будешь классно смотреться в таком прикиде, скача на мне.

Какой смысл описывать, как мы наслаждались друг другом, как бились в сладкой агонии. Мы могли так действовать целую вечность, если бы не зазвонил телефон на тумбочке возле кровати.

— Скоро за мной приедут, — со вздохом произнесла Лиза, — Пойдем, я покормлю тебя поздним обедом, а то умрешь из-за меня голодной смертью.

Мы приняли душ и, одевшись, пошли на подгибающихся от усталости ногах в ресторан. Народу там было в этот раз совсем немного. Мы заняли столик с видом на красивый березовый парк и заказали харчо и курицу с картофелем по-деревенски на второе. Только при взгляде на еду я почувствовал, что зверски голоден. Лизок улыбалась, наблюдая, как я совсем не по-джельтменски уплетал кушанья. Сама она ела очень медленно и улыбка была скорее печальной, чем радостной.

Чтобы скоротать время до кофе и мороженого, я, хитро подмигнув своей принцессе, встал и направился к эстраде, к стоящему с краю пианино. Вскоре полились божественные звуки композиции Игоря Крутого «Когда я закрываю глаза».

Как же она смотрела на меня. Ее глаза излучали истовую любовь. Само лицо будто светилось. Две пары встали из-за своих столов и закружились в медленном танце.

Закончилась мелодия. Я заиграл другую под названием «Я скучаю по тебе, даже когда сплю». Третью мелодию играл на автомате. Кажется, это была «Ты в моем сентябре». Пары так и кружились, очарованные красотой мелодий. А Лиза все смотрела на меня сияющими влюбленными глазами. Принесли кофе и мороженое. Лиза одарила официанта ненавидящим взглядом. Я подошел к нашему столику и поцеловал ее, сожалея, что не смогу пригласить ее на танец. Танцевавшие ранее молодые люди подошли поблагодарить за доставленное удовольствие. Мне было жутко приятно и Лизе тоже за меня. Дождавшись, когда мы остались одни, она взяла меня за руку и произнесла:

— Я буду твоей наложницей, твоей рабыней. Только останься, не исчезай!

Меня это потрясло. Мистика какая-то. Или это игра моего хранителя. Нет, не может он, не имеет право. А Лизок озабоченно спрашивает:

— Что с тобой? Ты очень побледнел.

— Чувство какое-то, что мы с тобой последний раз видимся. Что-то должно случиться.

Сам не пойму, зачем я это сказал. Хотел, наверное, быть правдивым со своей девушкой. Подходило время прощания. Лиза попросила официанта принести счет. Вместо официанта в поле нашего внимания зафиксировался улыбающийся Давид Зурабович и осведомился о наших с Лизком впечатлениях по сегодняшней еде и обслуживании. Мы порадовали возвышенную душу грузина восторженной оценкой, хотя Лиза только чуть-чуть поклевала в тарелке. На предложение оплатить великолепный обед, мы нарвались на обиженный, даже оскорбленный взгляд Давида Зурабовича. Он заявил, что сам должен заплатить мне за чудесную музыку, какую я только что сыграл на пианино. Далее начались славословия в адрес моего таланта, и что я совершил благодеяние, придя сейчас в этот скромный ресторан. Еще выяснилось, что директор вчера присутствовал на концерте и еще больше проникся мною. Бурнотекущий грузинский елей прервало появление в зале высокого человека средних лет, в движениях которого угадывалась военная выправка. Он быстрым шагом приблизился к нашему столику и осведомился: