Мусорный прибой - [28]

– Вон там – Павильон Созерцания Прибоя.

Она повернулась к лодочнику.

– Дядя, не отвезете нас к Пляжу Созерцания Прибоя?

– Мисс, уже поздно. Зачем вам это несчастливое место?

Кайцзун уловил в голосе лодочника тревогу.

– Просто посмотреть, – тихо, но настойчиво ответила Мими.

Пляж Созерцания Прибоя находился не совсем в том месте, где Павильон. Здесь Кремниевый Остров выставил в море длинный изогнутый плес, будто щупальце, огибающее лагуну площадью в несколько квадратных километров. Павильон располагался на кончике щупальца, а серповидный пляж на плесе называли Пляжем Созерцания Прибоя.

Волны, входя в лагуну, перекатывались через подводные рифы, и на них появлялась серебристая пена; когда они доходили до берега, то снова вспенивались, образовывая вторую серповидную линию, выгнутую в другую сторону. Местные называли их «Два Прибоя, Отражающие Луну». Хотя это и выглядело очень красиво, похоже, мало кто приходил сюда, чтобы полюбоваться этой красотой.

Сампан слегка вздрогнул, переваливая через внешний серп. В небе плыли облака, и пробивающийся меж них лунный свет пятнами освещал воду. Тени облаков двигались вместе с сампаном, и его пассажирам казалось, что они застыли на месте, но потом они вдруг увидели перед собой светлый песок пляжа.

Лодочник остановил сампан.

– Дальше я идти не могу.

– Здесь?

Кайцзун еще не успел закончить фразу, а Мими уже с плеском спрыгнула в воду, оказавшись в ней по пояс. Кайцзун принялся лихорадочно стягивать ботинки и носки, но Мими подпрыгнула, хватая его за руку, и сдернула его в море, разбрызгивая воду.

– И зачем? – недовольно спросил Кайцзун, вставая, промокший с ног до головы.

– Будьте осторожны, хорошо? Когда на берег выйдете, не сходите с дороги, которая ведет к деревне.

Сказав это, лодочник тут же включил мотор и повел сампан прочь от берега.

Бултых. Воспользовавшись тем, что Мими отвлеклась, Кайцзун провел ладонь по воде, окатывая ею Мими.

– Теперь поровну, – самодовольно сказал он.

В лунном свете волосы Мими были будто покрыты сверкающими жемчужинами, которые скатывались по мокрым прядям, оставляя сверкающие дорожки на ее лице. Плотно облегающая ее тело черная футболка отражала лунный свет, как рыбья чешуя. Ветер раздувал облака, и влажные глаза Мими вдруг ярко вспыхнули, будто под ее блестящими веками скрывались сверкающие моря. На фоне поверхности моря ее лицо обрамлял круг света, как гало вокруг Луны. Кайцзун затаил дыхание, глядя на то, как эта богиня Луны идет к нему сквозь воду.

Богиня поглядела на него, тихо сказала одно слово, развернулась и пошла к берегу.

– Идиот.

Они лежали на пляже, усталые, не обращая внимания на прилипающий к их телам песок. Сюда мало кто приходил, поэтому тут было куда чище, чем на других пляжах Кремниевого Острова. Волны ритмично накатывали на берег, а звездное небо в просветах меж облаков медленно двигалось над ними. Кайцзун слушал звук дыхания Мими, тихого и медленного, будто доносящегося из глубин космоса.

Это совсем иное. Кайцзун вспомнил других девушек, с которыми он был знаком, – его одноклассниц, породистых и модных уроженок Восточного Побережья, идеально адаптированных к обществу. Нет, отличие было не только в демографии, это было нечто более глубокое, контраст, который он не мог описать словами, но совершенно отчетливо чувствовал. Душа. Мими часто употребляла это слово. Наверное, в этом и дело.

– Чем ты хочешь заняться в будущем? – спросил Кайцзун, глядя на звезды. Сказал так, будто задал этот вопрос и ей, и самому себе.

– Заработать достаточно денег, чтобы открыть магазин, у себя дома, чтобы родителям не надо было так тяжело работать.

– Я имел в виду… ты хочешь сделать это для себя?

Долгое молчание.

– Я не знаю… никогда об этом не думала.

Она снова умолкла, ненадолго.

– Я хочу отправиться куда-нибудь далеко, очень далеко, узнать много нового, как ты.

Она рассмеялась.

– Быть может, в следующей жизни, – с наигранной легкостью добавила она.

Кайцзун даже не знал, что ответить на это.

На протяжении долгой истории человечества существовали разные философские школы. Одной из основ философии, то и дело проявлявшейся среди людей, была идея следования скрытым законам вселенной, слепой веры в естественное равновесие, существующее в мире. Бог был добр ко всем Его детям, и Небеса отбирали от излишнего, восполняя недостающее[12]. Всем правит судьба. Сталкиваясь с несправедливостью реального мира, люди пытались найти иные свидетельства себе в утешение. Если Небеса наградили кого-то положением в обществе, богатством, красотой, талантом, здоровьем… значит, совершенно точно, что они взяли за это нечто иное в качестве платы. Если таковых свидетельств не находилось, то приходилось принять теорию перевоплощений, гласящую, что за несчетные времена каждый испытывал достаток и лишения, в результате соблюдая закон равновесия. Кайцзун отрицательно относился к теории о законе сохранения в отношении судеб, но, возможно, люди нуждались в такой теории не потому, что она истинна, а потому, что она давала им утешение в ограниченных условиях их жизней.

Его размышления прервало смеющееся лицо. Мими дернула его за руку, поднимая с песка, и они побежали, вместе, на другой конец тьмы.