Мускат - [49]

Шрифт
Интервал

Когда сыну исполнилось пять лет, оба семейства — Йоргенсены и Пенны — встретились на праздновании дня рождения у свекра и свекрови в Буманнсвике. Леонора Биготти постаралась, чтобы земляника вовремя поспела, для этого она пела над грядкой; и вот они сидят в саду за столом на крашенных белой краской скамейках. Когда подали кофе, мать Клары Йоргенсен завела речь о рождении дочки, которое чуть было не произошло в Италии. Однако каким-то чудом они все же успели вернуться домой, рассказывала мать, так что маленькая Клара родилась в норвежской столице. Между прочим, родилась она не под какой-то звездой, как говорят про большинство людей. Нет, Клара Йоргенсен родилась под удар молнии. Об этом даже была сделана соответствующая запись в родильном доме.

— Подумать только! — восхищенно воскликнула Леонора Биготти. — Интересно, много ли найдется на свете людей, которые родились в тот миг, когда куда-то ударила молния?

И вот из-за этого мимолетного замечания тридцатилетняя Клара Йоргенсен торопливо убежала в комнату свекра и свекрови и, запершись там, разразилась слезами, и никто так и не понял, о чем или о ком она лила эти слезы.


Его звали Габриэль Анхелико, и сердце у него от рождения было с правой стороны. Всю жизнь он прожил в одном и том же городке, в том же самом доме, в одной и той же точке, невидимой на географической карте. Впоследствии его не раз видели сидящим в пластиковом кресле под оливковым деревом на берегу реки, где он жил. Оттуда он смотрел, как закатывается за горы солнце, и на лице его отражалась тоска. Односельчане время от времени замечали, что профессор стал еще более замкнутым, чем прежде. Но, может быть, в этом и не было ничего странного, потому что, куда, скажите на милость, подевалась та девушка-иностранка? Анна Рисуэнья только качала головой и отвечала, что та приходила и потом снова ушла: что, мол, спросишь с девушек! Днем профессор по-прежнему ходил давать уроки, хотя его опечаленное лицо не вызывало уже того веселья, как бывало раньше. Время шло, и вот у него появилась какая-то непонятная боль, которая вскоре стала такой нестерпимой, что он не смог больше работать. В отчаянии Габриэль Анхелико обошел всех докторов и узнал от них, что некоторые из его органов начали перемещаться, и, к сожалению, тут поздно что-либо делать. Тогда Габриэль Анхелико уселся в кресле перед домом, где он жил, и просидел так много дней напролет, прижав руку к правой половине груди; ему прописали болеутоляющие, которые погружали его в полузабытье, спустя некоторое время он уже не мог обходиться без этих лекарств.

В возрасте тридцати восьми лет профессор Анхелико умер в том же кресле, вконец расшатанным под тяжестью его изможденного тела. Однажды утром он заснул под фейерверк солнечных лучей, и прошло еще много часов, прежде чем кто-то обнаружил, что сердце его перестало биться. Тогда его отнесли в комнату и уложили на диван в ожидании, когда за его жалкими останками приедет машина из университетской больницы. Только потом, когда стали разбирать его бумаги, обнаружилось, что он изменил свое завещание. Вместо того чтобы передать после смерти свое тело в распоряжение медицинского факультета, как значилось в первоначальном варианте, он пожелал, чтобы его кремировали. А пепел он велел развеять над Карибским морем, когда ветер будет дуть в северном направлении. Узнав про это странное пожелание сына, Анна Рисуэнья нахмурила лоб, однако позаботилась о том, чтобы его кремировать и собрать пепел в урну. Один лишь Виктор Альба покачал головой и высказался о внуке в том смысле, что тот, вероятно, сошел с ума, если думал, что они все отправятся на море, чтобы развеять там его пепел. Вода есть вода, решил дед, и высыпал бренные останки Габриэля Анхелико в реку, протекавшую рядом с домом. Когда пепел легким облачком опустился на зеленую воду и поплыл, уносимый течением, местные женщины помахали ему вслед вышитыми платочками. Отдельные пылинки подхватил ветер, и кто знает, в какую даль их занесло, прежде чем они опустились на землю. Но, может быть, все-таки несколько пылинок долетели до самого моря, туда, куда всю жизнь мечтал съездить Габриэль Анхелико. Невидимые, крошечные пылинки пепла, упавшие в море, умчались на белопенных волнах, подобно тому, как отдельные жизни незаметных человечков качаются туда и сюда в такт нетерпеливому биению вселенского сердца.


Еще от автора Кристин Валла
Туристы

«Туристы» – роман о перекрещивающихся судьбах трех молодых европейцев: испанец Себастьян становится удачливым папараццо и преследует по всему Лондону принцессу Диану; англичанин Гаррет мечтает о карьере оперного тенора и действительно приобретает громкую известность, но самого неожиданного толка; а норвежка Юлианна, которую мутит, стоит ей сесть в машину, разъезжает по миру, обновляя путеводители, написанные ее отцом.


Рекомендуем почитать
Иуда

В центре произведения судьба наших современников, выживших в лицемерное советское время и переживших постперестроечное лихолетье. Главных героев объединяет творческий процесс создания рок-оперы «Иуда». Меняется время, и в резонанс с ним меняется отношение её авторов к событиям двухтысячелетней давности, расхождения в интерпретации которых приводят одних к разрыву дружеских связей, а других – к взаимному недопониманию в самом главном в их жизни – в творчестве.В финале автор приводит полную версию либретто рок-оперы.Книга будет интересна широкому кругу читателей, особенно тем, кого не оставляют равнодушными проблемы богоискательства и современной государственности.CD-диск прилагается только к печатному изданию книги.


Золотая струя. Роман-комедия

В романе-комедии «Золотая струя» описывается удивительная жизненная ситуация, в которой оказался бывший сверловщик с многолетним стажем Толя Сидоров, уволенный с родного завода за ненадобностью.Неожиданно бывший рабочий обнаружил в себе талант «уринального» художника, работы которого обрели феноменальную популярность.Уникальный дар позволил безработному Сидорову избежать нищеты. «Почему когда я на заводе занимался нужным, полезным делом, я получал копейки, а сейчас занимаюсь какой-то фигнёй и гребу деньги лопатой?», – задается он вопросом.И всё бы хорошо, бизнес шел в гору.


Чудесное. Ангел мой. Я из провинции (сборник)

Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).


Северные были (сборник)

О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.


День рождения Омара Хайяма

Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


Любовник № 1, или Путешествие во Францию

Юный американец, бесконечно влюбленный в живопись импрессионистов, во французскую культуру конца XIX века, отправляется в путешествие по Франции — от Гавра до Парижа, от телестудий до средневекового аббатства, от модных столичных вечеринок до издательств. Однако повсюду он сталкивается с очевидным фактом: Франции художников и поэтов больше не существует, гамбургеры, комиксы, эстрада и прочие продукты американской цивилизации заполонили умы даже самых образованных обитателей страны. А как же любовь? Уцелела ли она среди ценностей новой эры? — таким вопросом задаются персонажи этой забавной истории.


Последний предел

Два новейших романа одного из самых ярких авторов немецкоязычной «новой волны» Даниэля Кельмана, автора знаменитой книги «Время Малера», — философский триллер «Последний предел» и искусствоведческая трагикомедия «Я и Каминский», один из главных немецких бестселлеров 2003 года.