Мускат - [4]
Он часто наблюдал за ней, когда она шла, прижимая книжки к груди скрещенными руками, всегда одетая в платье или юбку, с гладко зачесанными и собранными сзади в конский хвост волосами. Походка у нее была совсем не такая, как у других иностранных девушек, которые ходили как бы внаклонку, подавшись всем корпусом вперед, словно мысленно уже были в месте назначения. В отличие от венесуэльских барышень она также не раскачивалась, словно корабль в бурю, на слишком высоких каблуках, не выпячивала грудь или ягодицы, а несла свое тело так, как ему было естественно. Ни с кем из учащихся она, похоже, дружбы не заводила, хотя порой Габриэль Анхелико видел, как она разговаривала с кем-нибудь, остановившись на институтском дворе. Несколько раз она при нем неожиданно принималась хохотать во весь рот. В такие мгновения Габриэль Анхелико ощущал укол в сердце, потому что ему еще ни разу не удалось добиться от нее такой реакции, хотя это уже стало для него чуть ли не делом чести.
Первый письменный зачет, который профессор устроил своим студентам, был посвящен предлогам и неправильным глаголам и состоял из тридцати заданий. Почерк у нее был с небольшим наклоном влево, и буквы переходили одна в другую сплошной вязью. Сначала она с удивленным выражением вглядывалась в свой листок, затем без долгих размышлений вставила свои пометки и первой сдала работу. В ее ответах не оказалось ни одной ошибки, и Габриэль Анхелико решил, что ей должно быть скучно сидеть на его уроках. Имя и фамилию она написала печатными буквами в верхнем левом углу листка, в фамилии он снова увидел ту странную букву, которая давала пищу для самых невероятных предположений относительно ее происхождения. Временами он подолгу погружался в странные фантазии, задумавшись над тем, откуда она могла приехать. Может быть, она ирландка, их много встречается. Может быть, русская или француженка. Чем больше он приглядывался к ней, тем лучше запоминал ее силуэт, особенности жестикуляции, когда она говорила с кем-нибудь, широко раскрыв удивленные глаза. И с каждым разом его все больше очаровывала ее длинная шейка, легкая походка и задумчивый взгляд. Очень редко она поглядывала на него в аудитории из-за сидящих впереди голов или в лимонной аллее институтского двора, и в этот миг Габриэль Анхелико точно обмирал и невольно хватался рукой за сердце, чтобы заставить его снова забиться.
Клара Йоргенсен жила в чердачной комнате на вилле возле прекрасного парка. Хозяйкой дома была дородная женщина, которую звали сеньора Йоланда; кроме дома, она была владелицей еще и красного мотороллера и тридцати кошек. Сеньора Йоланда была итальянкой, но замужем за ливанцем, его фамилия почему-то не желала удерживаться в памяти Клары Йоргенсен, все время элегантно от нее ускользая. Муж сеньоры Йоланды редко бывал дома, его работа заключалась в разъездах по нефтеочистительным установкам в Пунто-Фихо, где он следил за их исправной работой. Чтобы занять чем-то время, сеньора Йоланда открыла на первом этаже своего дома маленький ресторанчик, занимавший выходящее на улицу открытое помещение с грязноватым кирпичным полом. Зальчик, обставленный столиками, накрытыми желтыми клетчатыми скатерками, и барной стойкой с высокими бамбуковыми стульями, выглядел довольно уютно. Над баром протянулся козырек черепичного навеса, а по стенам были развешаны плетеные корзинки и выполненная масляными красками картина, изображавшая амазонского индейца. В ресторане работал немногословный официант по имени Марио. Возле барной стойки находилась печка с грилем, и ресторанное меню в основном состояло из приготовленного на гриле мяса и рыбы. Два вентилятора под потолком навевали в помещении прохладу и разгоняли мух.
По утрам запах жарящихся бананов поднимался снизу на чердак к Кларе Йоргенсен через все шестнадцать ничем не зашторенных окон, имевшихся в ее комнате, позволявших заглядывать туда всякому, кому не лень. Это ее не смущало, зато ей нравилось жить на уровне крыш, и вечером она любила посидеть с сигаретой на лестнице перед своей комнатой. Она просыпалась, вдохнув запах влажной маисовой муки, и засыпала под собачьи концерты и стрекотание кузнечиков, а когда надо было открыть окно, то сперва ей приходилось решить, которое из шестнадцати для этого выбрать. Она завтракала и обедала в ресторане вместе с Марио, и сеньора Йоланда с улыбкой смотрела, как эта неразговорчивая парочка сидит за столом друг напротив друга. Из всех студентов, которые перебывали у нее в доме, эта девушка реже всего мелькала у нее перед глазами. Но при всей сдержанности Клары Йоргенсен ее глаза жили своей отдельной жизнью. Вечера она проводила у себя в комнате или сидя в плетеном кресле в саду за чтением; она читала часами напролет сплошь толстенные книги, лицо ее в это время принимало вопросительное выражение. Заканчивалось чтение всегда одинаково: раздавался легкий вздох, уголки ее губ чуть вздрагивали, затем она вставала, поднималась по лестнице в свою чердачную комнатку и гасила свет.
Сеньора Йоланда подозревала, что девушка непривычно чувствует себя среди гор. Впрочем, на родине Клары Йоргенсен гор тоже хватает, и сеньора Йоланда решила, что та соскучилась по морю. В институте девушка, кажется, быстро освоилась. Каждый день она давала хозяйке краткий отчет о том, что было у них утром на уроках, иногда спрашивая у сеньоры Йоланды о значении того или иного слова или выражения. Сначала ее рассказы были посвящены исключительно лекциям по литературе, об Онетти
«Туристы» – роман о перекрещивающихся судьбах трех молодых европейцев: испанец Себастьян становится удачливым папараццо и преследует по всему Лондону принцессу Диану; англичанин Гаррет мечтает о карьере оперного тенора и действительно приобретает громкую известность, но самого неожиданного толка; а норвежка Юлианна, которую мутит, стоит ей сесть в машину, разъезжает по миру, обновляя путеводители, написанные ее отцом.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Юный американец, бесконечно влюбленный в живопись импрессионистов, во французскую культуру конца XIX века, отправляется в путешествие по Франции — от Гавра до Парижа, от телестудий до средневекового аббатства, от модных столичных вечеринок до издательств. Однако повсюду он сталкивается с очевидным фактом: Франции художников и поэтов больше не существует, гамбургеры, комиксы, эстрада и прочие продукты американской цивилизации заполонили умы даже самых образованных обитателей страны. А как же любовь? Уцелела ли она среди ценностей новой эры? — таким вопросом задаются персонажи этой забавной истории.
Два новейших романа одного из самых ярких авторов немецкоязычной «новой волны» Даниэля Кельмана, автора знаменитой книги «Время Малера», — философский триллер «Последний предел» и искусствоведческая трагикомедия «Я и Каминский», один из главных немецких бестселлеров 2003 года.