Мускат - [28]

— Кого ты там высматриваешь, сеньорита Клара? — спросила хозяйка.

Клара Йоргенсен мгновение подумала, затем встала и спустилась к ней в сад.

— Сеньора Йоланда, а у вас было много поклонников?

Хозяйка отряхнула с пальцев кошачий корм и засмеялась.

— Да уж, у меня, моя дорогая, в жизни столько всего было, что даже и слишком!

— А почему тогда вы выбрали сеньора Йети?

Хозяйка с улыбкой покачала головой:

— Вот уж на этот вопрос я и сама не знаю, что ответить.

— Он был хорош собой?

— Что ты! Иногда как повернется неудачно, так можно было подумать, что он горбатый.

— Он был остроумный?

— Может, и был, только на чужом языке, которого я не знала.

На лбу Клары Йоргенсен пролегла глубокая морщина.

— Ну, так почему же?

Сеньора Йоланда негромко засмеялась и уселась на колченогое садовое кресло.

— А он добрый. Заботится обо мне. А с тех пор, как сбрил бороду, перестал быть похожим на герильеро.

— И вы счастливы?

— Ну конечно! У меня есть этот замечательный дом, есть мои кошки и такая вот славная девушка, как ты, для компании. Что еще нужно для счастья?

Клара Йоргенсен сходила в дом за лимонадом из холодильника, и обе женщины уселись в саду, зажмурившись и подставив лица солнцу.

— Ведь тебя что-то мучает, сеньорита Клара, не так ли?

— Во мне точно поселилось какое-то беспокойство.

Сеньора Йоланда расхохоталась:

— Тоже мне, удивила! Ты же вообще носишься по всему свету, для тебя это все равно, что для другого проехать остановку на автобусе!

— Но тут я живу уже давно.

— Четыре месяца.

— Это уже очень много.

— Ужасно много! А вот я здесь уже одиннадцать долгих лет.

— И вы ни разу никуда не съездили?

— Нет.

— И неужели вам не хочется?

— Нет! Мне и тут хорошо.

Клара Йоргенсен снова вздохнула:

— Я вот думаю, интересно, когда я почувствую то же самое. Когда у меня пройдет желание куда-нибудь уехать.

— Может, и никогда не пройдет.

— Но я очень хочу, чтобы оно прошло! Чтобы где-то я захотела остаться.

Сеньора Йоланда открыла глаза:

— Главное — не где, дорогая. Главное, чтобы нашелся тот человек, с кем тебе захочется остаться. В этом все дело. — Хозяйка улыбнулась и сощурилась на солнце. — Запомни, сеньорита Клара, что наш дом — это не постройка и не участок, и никакая география тут ни при чем. Мы находим свой дом в человеческом сердце и с этим человеком строим свою жизнь.

Спокойно посмотрев на девушку, сеньора Йоланда снова откинулась на спинку кресла.

— Погоди, сама увидишь, — сказала она.

Вскоре хозяйка уснула в кресле, а Клара Йоргенсен все так и сидела с книжкой и все читала одну и ту же страницу.

Габриэль Анхелико и Клара Йоргенсен оба понимали, что действительность не надолго оставила их в покое. Случалось, что его мать отодвигала занавеску в гостиной, чтобы подсмотреть, как там секретничает ее сын с этой девушкой. Порой она оставляла окна открытыми, чтобы подслушать доносившиеся с террасы тихие голоса. Иногда сестра выходила к порогу и разглядывала со спины их затылки, думая, что они ее не замечают. Прохожие все ближе подбирались к сидящей парочке, прежде чем удалиться обходным путем; любопытство притягивало их к дому у реки, а девушка сидела там так давно, что они перестали смущаться. Ее уже обсуждали после мессы на каменных ступенях церкви Иглесиа де ла Сантиссима Тринидад, на треснутых мраморных скамейках парка, в очереди в булочной или за столиком, где по воскресеньям с утра шла игра в домино. Народ, населявший речной квартал, был черен, как ночь, тут селились потомки завезенных испанцами рабов, жившие своим замкнутым обществом в низеньких каменных домиках на грязных улочках. Сюда никогда не забредали приезжие, какие-нибудь туристы или студенты. Здесь нельзя было встретить постороннего человека, кроме нее одной. Сейчас все потихоньку начали к ней привыкать и чуть ли не вообразили уже, что она одна из них.

А потом начался дождь. Он хлынул, когда Клара Йоргенсен, как всегда, шла через мост, направляясь к дому у реки, а Габриэль Анхелико уже расположился в кресле под оливой в ожидании ее прихода. Первая капля дождя ударила в кончик его башмака, следующая попала ему в правую щеку. Сердце затрепетало в предсмертных судорогах, как зверек на последнем издыхании; он отлично понял, что это для него значит. До сих пор ему как-то не приходило в голову, что непогода положит конец их встречам, что, когда начнется сезон дождей, она уже не сможет с ним тут сидеть, так как ветви оливы отнюдь не были непроницаемы для дождя, а над крыльцом не было навеса. Однако он все равно остался сидеть и ждал ее, пока не услышал шаги на мокром песке и не увидел, как она тихо появилась рядом. Кресло уже намокло, но она, казалось, не обратила на это внимания. Он обернулся к ней с улыбкой, между тем как дождь все усиливался.

— У тебя лицо горит, — сказал он ей.

— Похоже, у меня температура, — ответила она. И все же она улыбалась, хотя по ее волосам и лицу стекали струйки воды.

— Мы не можем тут больше сидеть, — произнес наконец Габриэль Анхелико, начиная приподниматься.

В тот же миг на его руку опустилась ладонь Клары Йоргенсен. Ее горячие пальцы легли на его костлявую кисть, не прикрыв ее целиком. Габриэлю Анхелико показалось, что он сейчас сгорит дотла и умрет. Он не мог вымолвить ни слова, но это и не потребовалось. Потому что в этот миг на крыльцо вышла с зонтиком его бабушка.