Мускат - [12]
— В любой момент, — ответил он, — любой из нас может…
Тело погибшего туриста погрузили в багажный отсек самолета вместе с пятьюдесятью чемоданами и пустой птичьей клеткой. Тем же чартерным рейсом, сидя рядом с пустым креслом, улетела его невеста, она потом так и проплакала всю дорогу: оба раза, когда пассажиров кормили двумя вариантами цыпленка-гриль, когда показывали скверный художественный фильм, и так, в слезах, пролетела через все шесть часовых поясов. Кое-кто из пассажиров молчаливо проводил взглядом погружаемый в самолет гроб. Что касается членов экипажа, они высказались по этому поводу скупо или вовсе никак. Для них видеть скоропостижную смерть было не внове, если не своими глазами, то в газете, где что ни день писали о трупах. У большинства время от времени случалась какая-нибудь утрата: у кого-то умер семидесятилетний дядюшка, у кого-то десятилетний племянник, в один прекрасный день, зайдя в прачечную, ты не застаешь на месте знакомую работницу, и никто даже не спросит, куда она подевалась. Так было всегда: одни люди исчезали, другие появлялись, то и другое происходило одинаково необъяснимым образом. В этой земной юдоли смерть такая же обыденная вещь, как и самая жизнь.
Клара Йоргенсен была на третьем этаже аэропорта «Франсиско Миранда». Скрестив руки на груди, она стояла возле автомата для выжимания апельсинового сока и смотрела в окно на взлетную полосу, где рабочие аэродрома, сгибаясь под напором встречного ветра, толкали к самолету гроб; рядом стояли в ожидании пассажиры. Кларе Йоргенсен все эти люди с серьгами в ушах, с багажными сумками и черными очками казались какими-то пришельцами, совсем не похожими на нее самое. Погостив здесь, они опять улетали в какой-то далекий край, про который они говорили «домой, на родину», а она при этих словах ничего не чувствовала. Где-то там, за Атлантических океаном, под тем же самым небосводом, остался ее отец; если у него выдалось два-три свободных денька, он сейчас возится в саду, выпалывает клумбы и уговаривает сестру съездить с ним в Северную Америку. Там осталась ее мать, она проводит линии на чертеже, вычерчивает новые этажи, выстраивая новые дома в мире уже вполне обустроенном по сравнению с тем, где сейчас находится Клара Йоргенсен. У них там есть читальные залы, картинные галереи, куда можно запросто заглянуть во второй половине дня хотя бы в среду, там ездят по рельсам трамваи, летают чайки и стоит осенняя темень. Клара Йоргенсен давно от всего этого отвыкла, она была не из тех, кого мучает ностальгия, и редко возвращалась мыслями к покинутым ею местам. И тут вдруг она неожиданно обнаружила в душе что-то похожее на тоску, потому что и сама не знала, когда вернется. У нее был обратный билет с открытой датой, он валялся где-то, засунутый среди старых открыток, фотографий и газетных вырезок, присланных родителями, как будто она никогда не собиралась им воспользоваться.
Она спустилась на первый этаж и очутилась среди ларьков, в которых были выставлены одни и те же сувениры; там был кофейный бар, силившийся выглядеть по-европейски, и стойки авиакомпаний, где продавались билеты стоимостью в половину дневного заработка. Здесь царил привычный хаос, в котором никогда не удавалось установить естественный порядок, словно жизнь всех причастных к нему людей была возможна лишь в условиях некоторой неразберихи. Два раза ее чуть не сшибли с ног, так как она шла, почти не поднимая глаз. На табло с расписанием вылетов белыми буквами значились: Валенсия, Баркисимето, Маракайбо, Сьюдад-Боливар. И еще один городок в горах, о котором она никогда не слыхала. Тут же на стене висела его фотография: скопление домиков, запрятанное на дне андского ущелья среди четырехтысячеметровых гор. Раз в сутки туда летал винтомоторный самолет на двадцать мест, и летел он так низко над горами, что из иллюминатора можно было разглядеть тропинки, по которым бредут караваны мулов. Клара Йоргенсен долго сидела, рассматривая этот пейзаж с неожиданным островком тропической растительности среди высокогорья, с приземистыми каменными домиками, улицами, вымощенными булыжником, и маленькими человечками в ковбойских шляпах. Это напомнило ей ту Венесуэлу, которую она знала: без сухих равнин и сонных песчаных пляжей, без влажного морского ветра или зарослей кактусов. Сплошные горы, гигантские каменные массы, высоко вздымающиеся над саваннами и джунглями. Клара Йоргенсен оглянулась на все, что стало уже так привычно и близко: одни и те же слова, одни и те же факты и всегда одинаковый воздух. Давно что-то она не паковала чемоданы! И в ней поселился какой-то внутренний зуд. Она медленно встала со стула и подошла к окошечку в стойке.
— Один билет в горы, — сказала она.
— Пожалуйста, — ответила служащая. — Когда вы хотите лететь?
— Как можно скорее.
— Вам с обратным билетом?
— Да. Но с открытой датой.
Служащая посмотрела на девушку поверх очков.
— Время отправления я, разумеется, не могу гарантировать.
— Да, разумеется.
Клара Йоргенсен кивнула. Она уже знала, что в этой части света вообще ничего не бывает гарантированным. Протянув руку, она взяла лежащую на стойке брошюру, на которой была картинка с видом этого городка. Очевидно, городок был маленький и расположен в уединенном месте. Чуть-чуть улыбнувшись, она взяла билет и сунула его в карман вместе с брошюркой. Нисколько не задумываясь над тем, что только что сделала, она села в машину и поехала домой.
«Туристы» – роман о перекрещивающихся судьбах трех молодых европейцев: испанец Себастьян становится удачливым папараццо и преследует по всему Лондону принцессу Диану; англичанин Гаррет мечтает о карьере оперного тенора и действительно приобретает громкую известность, но самого неожиданного толка; а норвежка Юлианна, которую мутит, стоит ей сесть в машину, разъезжает по миру, обновляя путеводители, написанные ее отцом.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Юный американец, бесконечно влюбленный в живопись импрессионистов, во французскую культуру конца XIX века, отправляется в путешествие по Франции — от Гавра до Парижа, от телестудий до средневекового аббатства, от модных столичных вечеринок до издательств. Однако повсюду он сталкивается с очевидным фактом: Франции художников и поэтов больше не существует, гамбургеры, комиксы, эстрада и прочие продукты американской цивилизации заполонили умы даже самых образованных обитателей страны. А как же любовь? Уцелела ли она среди ценностей новой эры? — таким вопросом задаются персонажи этой забавной истории.
Два новейших романа одного из самых ярких авторов немецкоязычной «новой волны» Даниэля Кельмана, автора знаменитой книги «Время Малера», — философский триллер «Последний предел» и искусствоведческая трагикомедия «Я и Каминский», один из главных немецких бестселлеров 2003 года.