Мушкетеры (Сошедшие с неба) - [20]

Григорий нажал кнопку постоянного режима. Через несколько минут можно было разглядеть такие же, едва заметные знаки и на других неповреждённых островках меди.

Но как ни пытался он сделать изображение более чётким, это ему не удалось. Мешали толстые слои окиси.

— Придётся разворачивать! — проговорил наконец Фернан. — Другого выхода нет! Включаю киноаппараты!

Стальные лапы за экраном задвигались. Фернан с уважением покосился на большие руки Тарасюка.

На экране было видно, как начал раскручиваться свиток. Цилиндр стал шире на несколько миллиметров, потом на сантиметр, потом ещё на сантиметр...

— Резче! — тихо скомандовал Григорий.

Экран вспыхнул, и на краю свитка показались чёткие замысловатые значки, нечто среднее между иероглифами и буквами.

Неожиданно край свитка вместе с письменами начал таять и через мгновение совсем исчез. Цилиндр стал тоньше.

И хотя они знали, что отогнутый край неминуемо должен рассыпаться в пыль, хотя к этому печальному событию хорошо подготовились и были уверены, что все подробности надежно зафиксированы киноаппаратами, в укрытии раздался громкий вздох.

— Разворачивайте дальше! — произнёс Фернан.

Большие руки Тарасюка снова осторожно задвигались, и снова начал пухнуть на мерцающем экране тёмный цилиндр.

...Через два часа медный свиток перестал существовать. Вместо него осталось около двухсот жёлтых чешуек с выгравированными на них письменами и шесть кассет киноплёнки.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая МАЙЯ КРЕМНЕВА

Чёрные следы атомов на пластинке были намного короче, чем полагалось. Почти в два раза короче. Матвей взял таблицу эталонов и внимательно просмотрел ее от начала до конца.

Неужели радиоактивные изотопы бериллия и алюминия? Это же великолепно! Значит, саммилит ещё совсем молод — ему не больше миллиона лет.

Матвей открыл футляр пишущей машинки и начал отстукивать результаты опыта.

Сзади скрипнула дверь, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал печатать.

— Ещё одна статья в газету? — с легкой иронией произнес за его спиной звонкий голос.

Белов обернулся. В дверях стояла тоненькая девушка в брюках и свитере.

— Вы ко мне?

— Если вы Белов, то к вам.

— Извините, что-то я вас не припоминаю...

— Ничего! Я вас тоже не узнаю. Вы представлялись мне совсем не таким. Очень высоким и непременно брюнетом — по контрасту с фамилией.

— Астроному не обязательно быть высоким. До звёзд все равно не дотянешься. Да вы садитесь...

— Терпеть не могу сидеть. Насиделась на всю жизнь! Девять лет в школе, пять — в университете...

— А потом?

— Потом получила диплом. А вы тоже умеете говорить в рифму?

— Не знаю, — сказал Матвей. — Вообще сочиняю с большим трудом.

— Это я давно заметила, — согласилась девушка.

— Каким образом? — Белов посмотрел на агрессивную гостью подозрительно.

— А вы до сих пор никак не сочините мне хотя бы открытки.

Матвей удивился:

— Вам? Открытку? Постойте, а как вас зовут?

— Майя Кремнева!..

Как известно, всё человечество можно разделить на две части. И основанием для такого деления могут быть самые различные признаки. Можно, например, разделить людей на тех, кто рано встаёт и рано ложится, и тех, кто поздно ложится, но зато поздно встаёт. На тех, кто делает зарядку, и тех, кто её не делает. На тех, кто, завидев наезжающий автомобиль, быстро перебегает улицу под носом у машины, и тех, кто в подобном случае непременно пятится назад.

Майя относилась к той половине человечества, которая встаёт на заре, делает зарядку и никогда не пятится назад.

Но и эту половину можно, в свою очередь, разделить на две неравные четвертушки. В большую входят люди, уверенные, что спешить некуда, что их время ещё не наступило, а уж когда оно наступит, тогда они покажут себя. В меньшую входят люди, всегда готовые к действию, как заправленная ракета. Именно из этой четвертушки выходят те, которым, по мнению остальных, «чертовски везёт», которые «своего не упустят», «рождаются в сорочке», и так далее.

Майя не родилась в сорочке. Но она всегда точно знала, чего хотела, и устремлялась к желаемому изо всех сил. И добивалась своего.

Талант? Верно, у неё были неплохие способности. Но у тысяч её сверстников они были ничуть не хуже. Только мало кто умел, подобно Майе, собрать линзой воли все свои мысли в один пучок, способный прожечь любое препятствие.

Она росла без отца. Он погиб в последние дни войны.

Но кое в чем ей действительно повезло. Первые четырнадцать кругов своей жизни Майя бежала за лидером. Лидера звали Серёжка. Серёжка был на три года старше, но никогда не задавался и всегда защищал её самостоятельность. К четырнадцати годам она умела делать почти всё, что умел делать брат: ездить на мотоцикле, бегло читать по-английски, разжигать костёр во время дождя, брать первые места на городских математических олимпиадах. Майя стриглась под мальчишку, ходила в брюках и ковбойке, и нередко её принимали за младшего Серёжкиного брата.

Когда брат поступил в университет, на математический факультет, у них произошла первая серьёзная размолвка.

— Знаешь, Серёжка, я решила уйти в вечернюю школу, — сказала Майя. — Я не буду математиком. Ты не сердись.

— С ума сошла! У тебя явно выраженные математические... И вообще наш век век математики!