Мушкетер - [5]

Что поделаешь – с ними мне было веселее, чем с чопорными родственниками или добрейшим, но донельзя скучным отцом Амвросием. Я не только выступал в качестве «часового» при их возвращении, но несколько раз и сам участвовал в походах. Крутые горные тропы в Страну басков, опасные встречи с тамошними грабителями или еще более опасная возможность столкновения с испанскими патрулями – все это привлекало меня, разумеется, вовсе не возможностью разбогатеть; я хотел проверить себя, крепость своей руки, стойкость духа. Впервые я предпринял подобную вылазку, подзадориваемый ровесниками – юными сорванцами, давними друзьями по шалостям. Никто из них не происходил из благородных семейств, и меня в их кругу принимали исключительно из уважения к немалой физической силе, которой я отличался с малолетства и которую очень любил демонстрировать. Товарищи мои ловко играли на детском тщеславии, то и дело подбивая на поступки бессмысленные, а порой и опасные для меня. Например, я на спор обежал вокруг нашей усадьбы с годовалым теленком на плечах. Бычок громко мычал, норовил вырваться и обмочился со страху, я налетел на шедшую из церкви престарелую мать одного из моих друзей, за что получил клюкой по ногам и едва не упал. В довершение ко всему я был весьма сурово наказан отцом, продержавшим меня в подвале неделю на хлебе и воде. В другой раз я добрых полчаса держал груженную доверху телегу, пока юный возница Андижос – один из моих приятелей – менял сломавшуюся ось. Подозреваю, что он специально делал это не торопясь, – а у меня глаза были залиты потом, кости трещали, а мускулы, казалось, готовы были порваться.

Собственно, после этого случая трое моих друзей (Андижос в их числе) и предложили мне увлекательное приключение в Пиренеях – по испанскую сторону границы. Я с радостью согласился, весьма смутно представляя себе, о чем идет речь. И уж конечно, мне в голову не приходило, что за всем этим кроется нечто преступное. Рискованное – да, это я понимал. Но и только.

Я надолго запомнил эту первую вылазку в Страну басков. До сих пор мне не известно, что представляла собою поклажа ослов и мулов, которых мои друзья и их старшие сотоварищи вели по опасным горным тропам. Мне и Андижосу поручено было замыкать караван и следить за тем, чтобы за нами не увязались подозрительные типы. Таковыми могли быть конкуренты, а могли – сыщики, которых губернатор время от времени отправлял на борьбу с контрабандистами. Весь поход занял четыре дня. Оказавшись по ту сторону горного хребта, мы удвоили осторожность; нас с товарищем теперь направили в голову каравана. Перейдя из арьергарда в авангард небольшого отряда, мы пошли шагах в трехстах перед первым мулом. В самых рискованных местах контрабандисты останавливались, а я и Андижос по очереди отправлялись на разведку. Только после тщательного осмотра дороги и окрестностей мы возвращались к предводителю и докладывали результаты. Дважды, по крайней мере, мне пришлось применить физическую силу. В первый раз, еще на нашей стороне границы, я быстро расчистил тропу, которую перекрыли несколько скатившихся со склона больших валунов; затем, уже на испанской стороне, удержал осла, едва не сорвавшегося в пропасть, когда мы проходили одно из самых узких мест на дороге.

Словом, путешествие было опасным, а главное, настолько походило на действия разведчиков во время войны, что по-настоящему увлекло меня. Было и еще одно сходство с войной, более серьезное. Наш предводитель, тридцатилетний Рене, погиб вскоре после этой, первой для меня вылазки. Караван попал в засаду, устроенную испанскими карабинерами, и бедняга Рене окончил свои дни, сорвавшись в пропасть, когда началась неожиданная пальба. К счастью, я не участвовал в том походе; Андижос же чудом уцелел и вернулся в Ланн. Он-то и рассказал о гибели предводителя.

Место Рене вскоре занял нелюдимый и мрачноватый малый по имени Жозеф. Он был испанцем и появился в Гаскони после примечательной истории, о которой мне однажды поведал Андижос. Жозеф (тогда его звали Хозе) в молодости служил в армии. Когда власти в очередной раз решили прижать контрабандистов, ему приказали сопровождать арестованных, среди которых была женщина необыкновенной красоты. Жозеф влюбился в нее и, вместо того чтобы доставить арестованных в Барселону, где всех их ждала виселица, сам ушел вместе с ними в горы. Так он сделался контрабандистом. Но вскоре его возлюбленная, не отличавшаяся строгим нравом, увлеклась другим. Жозеф убил ее и, опасаясь мести родственников неверной красавицы, бежал во владения французского короля, где у него было немало знакомых среди собратьев по ремеслу.

Его история меня поразила. Однажды я не удержался и спросил, правда ли, что он убил женщину, в которую был влюблен. Он усмехнулся, пожал широкими плечами и объяснил, что убил ее не за неверность в любви, а потому что имел основания заподозрить ее в предательстве. «Она снюхалась с таможенниками», – сказал он.

Несмотря на опасность, я продолжал время от времени участвовать в делишках контрабандистов. Не деньги, понятное дело, привлекали меня в этом малопочтенном занятии (хотя благодаря этому я стал более независимым в средствах). Куда больше кружили мне голову именно риск – и, конечно, уважение отчаянных малых, ставших моими товарищами. Да и некоторым вещам я научился именно у них – например, неслышно проходить в двух шагах от патруля или метать нож в цель, опережая выстрел из мушкета. Все это впоследствии пригодилось мне на военной службе.