Мушкетер и Фея. Повести - [10]

Максим встал прямо-прямо и опустил руки. Не будет он руки держать за спиной, как Алик. Не о макаронах поет, а о летчиках… Интересно, правильно ли сидит на голове пилотка? Сейчас уже не проверишь… Не сбиться бы… Главное, как запоют, сразу представить поле и самолеты. Ну а как же иначе? Он сразу и представит. Небо, облака, траву, легкие разноцветные аэропланы. И себя недалеко от машины с серебристыми крыльями.

Зазвучал рояль. И вот уже началась песня. Но это еще не его, не Максимкины, слова. Пока поет хор:

Над травами,

которые

Качает ветер ласковый,

Над кашкой и ромашками

Растет веселый гром:

С рассветом просыпается,

Под крыльями качается

Наш маленький

учебный

городской аэродром.

Пока еще сигнала нет

От строгого диспетчера,

Пока пилоты прячутся

От солнца под крылом,

Мальчишка в синей маечке,

Дежурным не замеченный,

В траве стоит, не двигаясь,

И взглядом просит он…

Максим для убедительности еще крепче сжал болтик. Глянул поверх голов зрителей. Прожекторы светили в глаза и грели, как летнее солнце. Максим слегка прищурился и запел:

Товарищ летчик!

Ну что вам стоит?

Я жду уже три недели…

Ведь это совсем-совсем простое

Для вас, для летчиков, дело.

Мне очень надо подняться в небо —

Я летчиком тоже хочу быть,

А в небе ни разу, ни разу не был…

Возьмите,

сделайте чудо!

Он пел, и ему уже казалось, что он в самом деле просит летчиков, чтобы взяли в полет. И если будет просить очень убедительно, изо всех сил, тогда, может быть, и в самом деле случится чудо.

Ведь я не прошусь ни в тайгу,

ни на полюс,

Ни в жаркие страны далекие.

Мне лишь на минуту взлететь над полем…

Возьмите!

Я очень легкий!

И потом, как последний, отчаянный довод:

Ведь я ничуть не боюсь высоты,

Я прыгал два раза с крыши!..

И тихо. На секунду тихо. И каждый раз, когда Максим кончал на этих словах, он чуточку боялся: возьмут? Он знал, что возьмут, и все равно с напряжением ждал, когда хор совсем развеет тревогу. И хор закончил песню:

Рванули на клочья

воздух

винты,

Прижались от ветра трава и кусты:

Машина с мальчишкой рванулась —

все выше!

Выше!

Выше…

Выше…

Песня затихла постепенно и плавно, как затихает звон мотора, когда самолет уходит к горизонту.

И стала нарастать тишина. Какая-то удивительно плотная тишина и очень долгая. Что же это? Так и будет? А что теперь делать?

И вдруг кто-то хлопнул. И еще! И сразу рванулась, понеслась трескучая река аплодисментов, и Максим в первую секунду испугался даже больше, чем тишины. Не так уж много народа, откуда же столько шума? Хлопают, хлопают. Кто-то даже крикнул: «Молодцы!» Как в хоккее. Максим растерянно оглянулся на хор. Ребята стояли и тоже хлопали. Подошел и встал рядом с Максимом Анатолий Федорович. Взял Максима за плечо. Максим глянул на него удивленно и вопросительно. Алексей Федорович улыбнулся ему мельком, потом стал смотреть в зал и несколько раз поклонился. Быстрыми шагами подошла красивая женщина в пушистом свитере — та, что открывала концерт. Нагнулась сбоку над Максимом.

— Тебя зовут Максим? Поздравляю, Максим, ты хорошо пел. — И, выпрямившись, спросила: — Верно, ребята?

Аплодисменты опять налетели, как шумный ветер. А когда приутихли, она спросила:

— Тебе нравится петь?

— Ага… — сказал он сипловато от смущения. И поправился: — Да, нравится.

— Ты, наверно, не первый раз выступаешь на концерте?

— Первый… То есть солистом первый. И по телевизору…

— Ну, тем более поздравляю. Удачное начало… Ты кем хочешь быть, Максим?

Он беспомощно глянул на Анатолия Федоровича. Но тот ободряюще улыбался: «Держись».

— Я не знаю, — почти шепотом сказал .Максим.

— Но все-таки! Может быть, летчиком?

— Может быть, — согласился Максим. Но обманывать не хотелось, и он опять повторил: — Не знаю… Правда, не знаю. Я еще не решил…

Кажется, это был неудачный ответ. А что сказать? Максим свел брови и досадливо потер лоб кулаком. Зрители засмеялись. Максим поспешно опустил руки. Женщина в свитере тоже смеялась.

— Ничего, Максим, время еще есть, успеешь решить… А что у тебя в кулаке?

— Это так, болтик, — растерянно объяснил Максим и раскрыл ладошку.

— Интересно. А зачем он тебе?

Долго было про все рассказывать. Максим набрался храбрости, улыбнулся и сказал:

— Для крепкости…

«ВЕДЬ Я НИЧУТЬ НЕ БОЮСЬ ВЫСОТЫ…»

Лето вначале кажется сказкой. Потом привыкаешь, но первые дни — радость и праздник. А самый первый летний день — настоящее чудо. Все — чудо! Запах короткого дождика, который вымыл асфальт (хотя дождя не было, а проехала поливальная машина). Стайка желтых бабочек над газоном. Согретый воздух, обнимающий со всех сторон, отвесные лучи, которые греют плечи сквозь тоненький жилет и рубашку. И чудесная легкость: нет на тебе ни пальто, ни тесной куртки с кусачим воротником. Скачешь и словно купаешься в солнечном воздухе. А если разбежаться и посильнее ударить подошвами об асфальт, можно подскочить и полететь к облакам, похожим на большие белые парашюты.

Тепло, тепло, тепло… Даже не верится, что утром царапал ноги и шею колючий холодок. Те, кто пришли на студию одетыми, теперь тащили свое имущество под мышками. Только Алик Тигрицкий натянул свитер — он берег свой голос от малейшего дуновения.

«Крылышки» разлетались от проходной во все стороны — по своим улицам, домам, школам Максима догнала Маргарита Пенкина.