Мушка - [2]

К огромному изумлению его окружения, всего лишь за первые семь лет XXI века у него состоялось около ста выставок в разных городах по всему миру Мир его помнил. Но у себя на родине он очутился на пороге забвения. Тогда он снова вспомнил фразу, которую частенько повторял про себя в молодости, когда уже писал великолепные картины, но никто этого не замечал. В те дни он думал следующее: «Или все вокруг не в своем уме, раз не видят, что это хорошо, или я сам не в своем уме».

Это продолжалось до тех пор, пока он не устроил в Национальной галерее выставку одной своей картины, после чего его открыла для себя вся планета. Сначала публика и покупатели, потом галеристы и, наконец, критики. Сперва на родине, потом и за границей. В течение последующих двадцати лет события развивались стремительно. Выставки по всему миру. От Нью-Йорка до Сибири и Китая. От такого либо удар хватит, либо начнешь на свой успех плевать. Он и плевал, до восьмидесяти. И тут вдруг все переменилось. Теперь он мог снова повторять то, что говорил когда-то в молодости: или все здесь не в своем уме, раз не видят, что я по-прежнему пишу хорошие картины, или не в своем уме я. Именно тогда в одном интервью он назвал свой народ самым одаренным и одновременно самым глупым народом в мире.

Как-то раз их дочка, родившаяся в первом браке Фереты, упомянула его имя в разговоре со школьной подругой, и та посмотрела на нее с изумлением: «А что, разве он еще жив?»

Ему хотелось создать из своих полотен нечто вроде архипелага, поэтому кое-какие прежние находки — впечатление, цвет фона, платье, лицо или силуэт — он повторял и в других, новых работах. Так же как деревья одного вида можно найти на разных островах единого архипелага, на многих его холстах можно было обнаружить одинаковые детали. Кто — то из критиков даже заметил, что чем больше он работает, тем меньше у него становится картин. Что художественное наследие прославленного мастера постоянно сокращается по мере роста этого самого наследия, поскольку зритель не видит на новых полотнах ничего нового, только повторения.

Самое неприятное произошло после того, как он выложил в интернете обложки каталогов к своим выставкам, которые состоялись в XXI веке. Ответом стала книга, обрушившаяся с критикой на него и на его живопись. Похоже, для того чтобы понять его творческий замысел, здесь, в стране, где он сформировался как художник, ни у кого больше не было ни времени, ни желания.

Тогда его жена Ферета сказала:

— Еще немного, и в культурном пространстве этой страны для нас с тобой не останется места. С той лишь разницей, что тебя они из него вычеркнут, а меня в него так и не вписали. И не впишут. Я серьезно обдумываю вопрос, а не уехать ли отсюда. Что мне здесь делать?

Это было правдой. Рубор ответил коротко:

— Там, где боятся успеха, говорят, что успех сопутствует злу.

Было начало мая. В необычной для такого времени года жаре пьяняще пахли чаем липы, по неподвижной синеве неба пробегали быстрые облака. Супруги сидели у себя дома, всматриваясь в запахи. Филипп думал о том, как изобразить тот или иной аромат на холсте, а Ферета вспоминала, как они познакомились.

Чтобы противостоять злу, которое все теснее сжимало вокруг них кольцо ненависти, они свели к минимуму контакты с обществом и друзьями. Следует сказать, что друзья и сами начали отдаляться от них. Филиппу уже давно не с кем было поболтать, сверстники его в основном поумирали, и художника больше интересовало, что скажет продавец лука на рынке, чем какой-нибудь живописец из молодых Кстати, один торговец изумил его, поделившись своей сокровенной тайной: «Самое милое дело — пёрднуть в полночь, чтобы разогнать злых духов, ведь известно, что они человеческой вони не выносят…»

Так что у Филиппа и Фереты остались только ее подруги. Кроме того, они купили аквариум с рыбками, которых Ферета принялась дрессировать, как цирковых лошадей, обучая ритмично двигаться под музыку… И рыбки ее слушались.

В общем, они остались почти одни. Филипп созерцал прошлое, которое видел вполне отчетливо. Он знал, что человек всегда думает, что присутствует при рождении истории. И знал, что это не так. История всегда начинается на полвека позже.

Кроме того, здоровье его ухудшалось быстрее, чем он готов был признать. Время от времени он замечал у себя приступы дальтонизма, а для него это было то же, что глухота для композитора. Он поймал себя на том, что иногда читает и считает в обратном порядке, справа налево.

Его состояние ужасало Ферету. У нее не укладывалось в голове, как божество может заболеть.

— Может, хватит уже глупостей? Когда ты наконец поправишься и станешь таким, как раньше? Ты что, не хочешь этого?

— Старость не болезнь.

— Но ты не стар, пойми, ты болен!

Вот в такой момент супруги встретили «Ночь музеев».

2 «Ночь музеев»

Была третья суббота мая; «Ночь музеев» начиналась в шесть часов вечера и заканчивалась утром следующего дня. Шестьдесят городских музеев и галерей приглашали посетить выставки, концерты, перформансы, — пойти можно было куда угодно, купив единый входной билет. Но это еще не все. В то же самое время «Ночь музеев» проходила в сорока европейских странах. Однако даже здесь, в пятнадцати разных городах, она собрала сотни тысяч посетителей. Особенно много было жадной до новых впечатлений молодежи, которая, казалось, пробудилась от какого-то продолжительного сна, не дававшего пищи для ума. У всех с собой были изданные по такому случаю голубые путеводители, небольшие бутылочки с водой и удобная обувь.