И через день, и через неделю подземный переход безотказно служил муравьям. Ребята почти ежедневно наведывались сюда. Они боялись, что труба может засориться: ветер занесёт песком или дождевая вода закупорит листьями и хвоей. Но всё было в полном порядке.
В то утро, как всегда, Вовка и Миша пошли купаться. Была суббота. Погода стояла жаркая. Несколько парней и девчат сидели на пригорке на самом солнцепёке. Вовка определил, что они не из посёлка, а приехали из города на выходные дни. Весёлые, горластые, они перекидывались шутками. Кто-то уже бренчал на гитаре, другие развязывали туго набитые рюкзаки. Появились консервные банки, бутылки с лимонадом и пивом, батоны, хлеб, большая фляга, обтянутая зелёным сукном.
Когда Вовка и Миша проходили по тропе мимо пригорка, вихрастый парень с могучими плечами, зажав в огромном кулаке маленький перочинный ножик, с хрустом и скрежетом вскрывал консервную банку. Жестяная крышка была такая крепкая, а ножик такой красивый, что Мише стало его жалко. Он невольно приостановился.
Парень перестал хрустеть жестью и приподнял вихрастую голову:
— Что скажешь, малыш?
— Сломаете!
— Что сломаю?
— Да ножичек!
Парень хохотнул беззаботно.
— Ничего не жалею и тебе не советую!.. Не в вещах жизнь!
Он подкинул на широкой ладони ножик с перламутровой рукояткой и хитро подмигнул:
— Тебе бы его? Да?
Миша промолчал, хотя такой ножик был его давней мечтой.
Парень сложил ножик, ещё раз взглянул на Мишу и вдруг, крикнул:
— Лови!
Ножик блеснул перламутром в воздухе. Миша подставил руку и, не веря в неожиданное счастье, со всей силы сжал пальцы и зажмурился. Через секунду он медленно приоткрыл глаза, искоса посмотрел на свой кулачок. Ножик был в его руке.
— Вот это да-а-а! — прошептал Миша и восторженно закрутился на одной ноге, как волчок. — Спасибо!
Ребята побежали на речку. Но Миша даже не стал купаться. В воду с ножиком не полезешь, а оставить на берегу не хотелось — вдруг пропадёт! Вовка поплавал один и скоро выбрался на берег.
Пошли в лес. Мише не терпелось побыстрей испытать ножик в настоящем деле. Он искал сухой корень, чтобы вырезать из него какую-нибудь фигурку. Наконец попался подходящий.
— Вырежу Илью Муромца на коне! — решил Миша.
Вовка повертел корень в руках, пригляделся и заметил, что он действительно похож на коня с грузным всадником в седле.
— Ты тоже, выходит, глазастый! — похвалил он Мишу.
Ребята договорились встретиться после обеда и разошлись по домам. Но в тот день они больше не увиделись. Пошёл дождь, крупный, обильный. Напрасно Вовка выскакивал на крыльцо и нетерпеливо поглядывал на небо. Одна туча шла за другой, и капли, как тяжёлые дробинки, барабанили по железной крыше. Уже начало темнеть, а дождь всё хлестал по окнам. Приоткрыв дверь и выглянув наружу в последний раз, Вовка увидел знакомых парней и девчат. Накинув на голову плащи, они бежали к лесу.
Вовка лёг в кровать и, засыпая, услышал сквозь шум дождя отдалённое бренчание гитары. Играли где-то за домом, в лесу.
Утро пришло омытое вчерашним дождём, чистое и бодрящее. Вовка распахнул окно, высунулся из него и свистнул. Из соседней дачи выбежал Миша.
— Илья Муромец готов? — поинтересовался Вовка.
— Нет ещё. Я ж тайком от мамки!.. А нож — во! Сам так и режет! Только б мамка не отобрала!
По привычке они пошли проверить после дождя подземный муравьиный переход. Труба была на месте. Ни вода, ни грязь не попали в неё. И асфальт, и лес, и кусты вокруг — всё оставалось прежним. Только не было видно ни единого муравья.
Ребята тревожно переглянулись и, не сговариваясь, помчались к муравейнику. Его тоже не было. Муравьиный небоскрёб исчез. Вместо него виднелась куча пепла и валялись обугленные сучья. Трава вокруг была примята, истоптана. Лежала на боку открытая консервная банка. Поблёскивали две пустые бутылки. Под кустом валялась забытая фляга в чехле из зелёного сукна.
Вовка подошёл к ней, брезгливо подцепил носком ботинка, швырнул на жаркие угли и заплакал. Он не всхлипывал, не рыдал, как маленький. Слёзы по-взрослому текли и текли по щекам. Вовка не вытирал их.
Миша хлюпнул носом, усиленно заморгал повлажневшими ресницами и, вздохнув, кинул ножик в самое угольное пекло. Сталь быстро накалилась. Покоробилось и с треском отскочило перламутровое украшенье. Обнажилось железо рукоятки.
Лопнуло по шву и задымилось зелёное сукно на фляге. Внутри что-то щелкнуло. Фляга шевельнулась и, выпустив из горлышка струю пара, долго шипела, как змея.
Подул ветерок. Качнулись деревья. Тоскливо заскрипела старая сосна, которая всё ещё поддерживала молодую, вырванную с корнем сосенку.
