Муравейник - [56]

– Что?.. – только и смог вымолвить Влад. – Это как?.. – он вытаращил на Руслана глаза, которые через пару секунд начали быстро бегать, пытаясь остановиться на чем-то одном – на стакане с кофе, на окне или на друге. Влад понимал, что дело плохо. Но не знал, насколько сильно и есть ли хоть какая-то надежда на мое выздоровление.

– Я и сам до конца не могу в это поверить… – тихим голосом произнес Руслан.

Влад схватился руками за голову.

– Что же теперь будет? – он закрыл глаза и некоторое время просто молчал, обдумывая услышанное. – Она когда-нибудь вспомнит последние события? Поправится? – его одолевали миллионы вопросов.

– Память Лои обязательно восстановится, не переживай. Просто для каждого конкретного случая требуется свое время, – успокаивал его Руслан. – Но дело даже не в этом…

Конечно, радости от вынужденного общения с Владом он не испытывал. Но разговаривал с ним уважительно, стараясь не распыляться на эмоции, как и подобает врачу. Тем более что дело касалось меня – единственного друга, который у него остался. Он просто не мог вести себя иначе.

– Шизофрения – тяжелое психическое заболевание, и, если вовремя не начать лечение, исход его может быть очень печальным как для душевно больного, так и для окружающих, – Руслан старался держать себя в руках. – Какое-то время Лое необходимо быть в больнице под наблюдением врачей, где о ней будут заботиться и ежедневно давать необходимые лекарства.

– О Боже… – Влад никак не ожидал такое услышать. Муж думал, что после обследования меня выпишут домой, назначат какие-то таблетки, и он сможет ухаживать за мной сам. – Когда она выйдет отсюда? – спросил Влад, теребя обручальное кольцо на безымянном пальце.

– Этого не знает никто… – Руслан глотнул кофе и снова надел очки на нос. – Шизофрения не лечится полностью, но симптомы можно купировать, – добавил он. – Есть положительные примеры, когда пациенты выходили на устойчивую ремиссию, а иногда и возвращались к нормальной жизни.

– Звучит не очень оптимистично, – Влад почесал затылок. – Сколько таких случаев было в твоей практике?

– Случаев выздоровления? – уточнил Руслан.

– Да, – вздохнул Влад. – Ну, чтобы пациент стал тем, кем был раньше.

Руслан замялся.

– В моей практике ни одного… Но это не значит, что надо опускать руки. Как только Лое станет лучше, мы переведем ее на амбулаторное лечение, и она будет дома, рядом с родными, – он старался подбодрить Влада. – И все же лекарства ей придется принимать пожизненно, так же как и наблюдаться у врачей.

– Господи… Ты хочешь сказать, что надежды почти нет? – Влад совсем побледнел.

Руслан говорил честно и прямо.

– Да. Мне очень жаль… Само заболевание имеет разную симптоматику. Причины его появления сегодня до конца не изучены, как и причины того, почему больные шизофренией идут на поправку, – он глотнул кофе. – Так что, остается надеяться только на чудо.

Руслан, как и Влад, очень щепетильно относился к моему лечению и старался дать мне все возможное, чтобы я чувствовала себя в больнице как дома. Персонал обходился со мной очень внимательно. На лечение и уход я не жаловалась. В целом мне позволяли несколько больше нежели другим пациентам.

Из моей одноместной палаты открывался прекрасный вид из окна. Перед сном я часто подолгу смотрела на фонарные огоньки, свет которых казался мне слишком блеклым и далеким. Также мне разрешили взять с собой много личных вещей: мольберт для рисования, краски, холсты на подрамниках, книги… Кроме того в комнате были кровать, тумбочка с выдвижными ящиками и стул. Я хотела, чтобы Влад принес мне из дома зеркало, но в психиатрических больницах пациентам запрещено использовать колющие, режущие и бьющиеся предметы. Тем более что у меня с отражениями были связаны редкие галлюцинации. Еще мне, как и некоторым другим больным, разрешили носить свою домашнюю одежду.

Лечебница, окруженная березами и елками, располагалась в тихом и спокойном месте, рядом с небольшим озером. Прохожих и автомобили увидеть здесь можно было крайне редко. И, к моему удивлению, на многих окнах здания не было металлических решеток, которые раньше я часто видела в фильмах. Такие строгие меры применялись только к психам, склонным к суициду, например, или в палатах принудительного лечения, где лежали люди, совершившие опасные деяния в состояние невменяемости. Слава Богу, с такими я не встречалась. Другим – неагрессивным пациентам – просто не разрешали открывать окна нараспашку и сидеть на подоконниках.

Люди с тяжелыми психическими отклонениями очень странные: могут ни с того ни с сего выпрыгнуть из окна или потерять равновесие во время очередного приступа. Так что правила в больнице были установлены не просто так – ради дисциплины, а для безопасности пациентов и медицинского персонала.

Больным позволяли выходить на ежедневные прогулки в сад – дышать свежим воздухом, а также общаться друг с другом: в коридоре своего отделения, во время приема пищи или на групповых занятиях. Так что я частенько обедала с Клеопатрой или болтала с женой президента. Такими встречами могли похвастаться далеко не все. А мне повезло!

Расписание, по которому жили пациенты, тоже было. Мы ежедневно принимали лекарства, завтракали, обедали и ужинали, гуляли среди деревьев вокруг больницы и занимались психотерапией с врачами. Кроме того, мы посещали творческие уроки и трудились: рисовали картины акварелью, лепили из пластилина, убирали территорию вокруг здания лечебницы и ухаживали за садом. Мне все нравилось: кормили вкусно, я всегда была при деле, общалась с интересными людьми и могла хорошенько подумать о жизни и своем месте в ней.