Муравечество - [59]

Возможно, эта проблема не физиологического свойства. Сейчас у меня преобладают психологические проблемы. Проблема трудоустройства, проблема отношений, моя дочь. Эти проблемы могут отразиться на здоровье — и отражаются. Это подтвердит любой «мозгоправ», если он, она или тон не мошенник. Впрочем, во времена «Искажения» у меня тоже хватало проблем. Разумеется. Я же был подростком. Были конфликты в семье, обычная телесная дисморфия, фиаско с Капроменшен. И тем не менее: двадцать пять тысяч реплик плюс реплики коллег. Безусловно, даже при всем своем потрясающем размахе «Искажение» не дотягивает до объема эпоса Инго. Но сейчас я был бы счастлив дословно вспомнить хотя бы двадцать два часа из фильма Инго. Это хоть какое-то начало. И даже будь фильм Инго длиной всего двадцать два часа, он бы все равно считался одним из самых длинных, если не самым длинным, в истории. Уже не уверен; надо бы загуглить. Загуглить. Ха. Возможно, в этом причина атрофии моей памяти. Интернет. Все, что нам нужно, — под рукой. Нет сомнений, что исследования уже показывали, как интернет негативно влияет на память. Надо будет загуглить. Но не сейчас. Сейчас я должен сосредоточиться на той единственной вещи, которую не могу загуглить, потому что она скрыта в закоулках моего мозга. Я виню во всем интернет. Впрочем, должен признаться в небольших опасениях, что это симптомы раннего Альцгеймера. Ну или, если уж начистоту, не такого уж и раннего. Когда я успел так состариться? Это случилось постепенно. И в то же время — в одно мгновение. И вот он я, сморщенный (не только потому, что все это время сижу в ванне!) и довольно беспомощный старик. Я — человек-невидимка, да простит меня Ральф Эллисон (но не Герберт Уэллс, он расист!). Хотя, глядя на судьбу Человека-невидимки Эллисона, я понимаю: мне не на что жаловаться. И оставлю свое нытье при себе, чтобы не идти вразрез с иерархией страданий, где, как я понимаю, я нахожусь на дне, рядом со всеми старыми белыми мужчинами, но (к счастью!) выше белых серийных убийц и/или военных преступников. Но я тоже страдаю! Конечно, я бы никогда никому в этом не признался, разве что белому военному преступнику, если бы его встретил. Всем нужен тот, над кем можно возвыситься.

Мне нужно к «мозгоправу». Никогда не был высокого мнения о лечении разговорами, но подозреваю, что «мозгоправам» по закону запрещено советовать пациентам сесть и послушать для разнообразия.

Глава 21

Я звоню своему другу Окки, который, по совпадению, пошел на терапию, как раз когда мы познакомились.

— Алло?

— Окки, это я.

— Привет.

— Я подумываю сходить к «мозгоправу».

— Хорошо.

— И звоню, чтобы узнать номер твоего «мозгоправа».

— Прости.

— Прости?

— Я не могу дать тебе номер своего психотерапевта, Б.

— Почему?

— Мы обсуждаем тебя. Для тона это будет конфликт интересов. — Твой терапевт — тон?

— Нет. Но я не хотел бы указывать на гендер тона.

— Почему?

— Опасаюсь, что это даст тебе возможность вычислить имя моего психотерапевта и ходить к тону без моего ведома.

— Вычислить только по гендеру?

— У тона особенный гендер, почти уникальный.

— Замечательно. Ну, может, у тебя есть контакты каких-то других приличных «мозгоправов»?

— Мне рассказывали о докторе Бисмо из Гарлема.

— Б-и-с-м-о? — Я прошу повторить по буквам.

— Г-а-р-л-е-м.

— Нет, я фамилию уточняю.

— А. Ну да.

— Как его зовут?

— Забавно, что ты сразу предположил, что это он. Довольно по-сексистски, да?

— Тогда как зовут ее?

— Это мужчина.

— Тогда почему…

— Просто подумал, что твое предположение было довольно красноречивым.

— Как его зовут?

— Фредерик Г.

— Спасибо, — говорю я.

— Надеюсь, он тебе поможет. Мне кажется, уже давно пора.

— Спасибо, Окки.

Я вешаю трубку. Окки, мой самый старый и самый лучший друг, — ужасный человек. На самом деле он еще цисгендернее меня. Его белое пальто — защитный механизм. Если бы я его не презирал, то пожалел бы. Надеюсь, доктор Фредерик Г. Бисмо — афроамериканец. Его офис в Гарлеме, поэтому вероятность довольно высока, хотя, учитывая нынешнюю политику джентрификации районов (я называю это Хрень-нессанс Гарлема), точно сказать нельзя. Но мне бы понравилось обсуждать свою проблему с афроамериканцем. Он, несомненно, подметит то, как серьезно я отношусь к искусству афроамериканцев, и мы бы подружились на этой почве, поскольку он признал бы во мне союзника.

Фредерик Г. Бисмо белый. Настолько белый, что, возможно, скандинав. Высокий, строгий блондин. Похоже, он меня презирает. Возможно, он мне не подходит. Или, возможно, это как раз то, что мне нужно, — милосердная жестокость. Или немилосердная. Возможно, стоит дать ему шанс.

— Скажите, чем я могу вам помочь, — говорит он.

«Это ты мне скажи, — думаю я. — Из нас двоих „мозгоправ“ ты».

— У меня тут кое-какие проблемы, — говорю я.

— Понимаю, — говорит он.

«Что ты понимаешь? — думаю я. — Я еще ничего тебе не сказал. Почему не спросишь, какие именно проблемы? Я что, за обоих должен отдуваться? Всегда должен…»

— Какие именно проблемы? — спрашивает он.

Наконец-то.

— Спасибо, что спросили. Для начала — у меня проблемы с памятью.

Я надеюсь, что он скажет: а, ну, в вашем возрасте это нормально. Не о чем тревожиться.